Я очень долго думал, как поместить интерьер между субъектом и коллективным разумом. В смысле субъекта - это абсолютная свобода, а в смысле коллективного разума - абсолютный контроль. Формирование интерьерной философии, как интеллектуального мещанства с обязательным императивом полезности, как назвали бы это процесс левые эгоцентристы типа Лукача и Ба-тая, которые в конце концов и привели гипертрофированную инфантильность субъективности и раздутую суверенность к индивидуальному террору. И тут в координатах интернированной цивилизации неизвестно, как исправить правильные чувства с помощью красивых вещей.
Интерьер в доме позволяет нам пережить время как историю, генерируя и архивируя стили, уплотняя их настолько, что чувствуешь себя неким античным героем, легко переживающим время. Позвольте короткий экскурс в классику. Огромные обеденные столы, сервированные изящной английской посудой. На стенах картины - Джотто, Сандро Боттичелли. Я бы выбрал под десерт «Рождение Венеры». У вас картины не подают к ужину? Извините, перепутал эпоху и стиль.
Все же прекрасно понимают, что дом - это исправительное учреждение, где красота есть способ задерживать без санкции фантазии людей. В таком доме нет места для настоящих чувств. Да «извините», да «пожалуйста», «мерси». А чтобы так, по-настоящему, не дождешься. Зачем копить Микеланджело и Руссо? Надо потреблять Дали и Пикассо! А Малевич с черным квадратом? И какающий мальчик в Витебске? Мы живем сегодня! Никто не знает, наступит ли завтра, но абсолютно все уверены в том, что прошлого не вернуть. Поэтому мы будем радоваться сегодня. Мы будем разрушать пространство до тех пор, пока не исчезнет последний кварк. А если говорить о времени, то идея, пережившая сорок лет, должна умереть. Больше - защита идей.
Я рассматриваю минимализм как некий общественный договор между личностью и властью. И если относиться к культуре, как к рационализации предложений, то минимализм - это технологическая новинка.
У минимализма есть миссии сегодняшнего дня. Приучить разум к красоте, не ограничивая в выборе чувства!
Заброшенный в действительность в начале 60-х годов катапультой западного рационализма, минимализм, движущийся дальше по траектории модернизма, долгое время казался идеально спланированным каменным ядром, призванным уничтожить оказавшуюся в осаде классическую крепость европейской культуры, для стен которой сиюминутного пороха модернизма было уже недостаточно. О том, что минимализм планировался как новое оружие с долгой перспективой, свидетельствует хотя бы тот факт, что в его устройстве изначально были использованы новейшие технологии, которые обычно не применялись в стилистических разработках, а были доступны лишь создателям современной техники.
Поэтому, путаясь вначале в лингвистических терминах, минимализм приняли как слово, дескать, потребителям предлагается новая версия сегодняшнего дня, основным лозунгом которой должна стать максимальная экономия сил и средств. Уже тогда, при абсолютном доверии к слову, можно было почувствовать за сказанным некий смысловой подвох или недоговоренность. Но мы упорно продолжали принимать минимализм за ведущую к всеобщему благу экономию. Более того, многие дизайнеры и вещей, и интерьеров сознательно или без злого умысла тоже проводили пропаганду минимализма как разумной экономии.
Росс Лавгроув, величайший английский дизайнер XXI века, довел эту идею, казалось бы, до логического окончания. Его коллекция для ванной комнаты, кстати, он также думает и о кухне, создана «с использованием минимального количества материала, минимального объема производственных мощностей, минимального количества упаковки и ориентирована на сокращение расхода воды». Ну чем не манифест для минимализма?! Такое впечатление, что минимализм появился как великий пост человеческого воображения только затем, чтобы фантазии набрались внутренних сил перед тем как пуститься в очередной загул человеческой изобретательности.
Однако столь прямолинейная трактовка нового, актуального и очень популярного стилистического явления в очередной раз подверглась сомнению, когда в магазинах Лондона, Парижа и Барселоны я стал искать книги по минимализму. Сказанного - немного, преобладают рисунки и фотографии - дескать, не надо слушать, надо смотреть. Более того, кажется, два года назад, на выставке в Милане мне пришлось побывать на презентации кухни фирмы STRATO стоимостью примерно 250 тыс. евро.
При ее изготовлении применялись не только дерево и камень, но и в качестве окантовки какой-то секретный суперметалл. В стильном образе кухни совершенно не чувствовалось ущербности каждодневной экономии. Наоборот, это было пиршество новых идей и новых технологий, о которых, бесспорно, когда-нибудь напишут книгу. Подумалось в очередной раз - и где же тут минимализм с моим убогим представлением о нем, как о благородстве экономии?!
Да, мы, конечно, можем говорить о минимализме как о постмодернистском явлении, где западный рационализм, его породивший, уже не присутствует в качестве составляющей части, а представлен в виде предпосылки на уровне планирования. Минимализм можно рассматривать как с точки зрения субъективных эмоций, так и с точки зрения объективного разума. И то и другое рассмотрение, и та и другая критика будут естественны и закономерны. Но между ними нет и быть не может ничего общего или даже похожего друг на друга.
Субъективизм может рассматривать минимализм как попытку ограничить свою свободу. И действительно, если считать, что модернизм состоит из двух частей: актуального, где выражается субъективность, и вечного, с помощью которого индивидуальный творческий всплеск может только и быть пристегнут к заманчивой цепочке истории. Так вот, актуализация повседневности могла привести к искажению пропорций между временным и вечным в структуре модерна. И дабы усиливающаяся субъективность не притесняла истину объективности, было и решено связать понятие «актуальности» с инъекцией экономии, навязывая новый стиль, принуждающий фантазии к объективной ограниченности.
Интерьер в доме - это та небольшая ниша, в которой субъекту позволено еще творить достаточно свободно, если, конечно, понимать свободу действий как стиль конечного результата, предсказанного еще до творческого озарения с математической точностью возможностями современной технологии.