Любовь и немножечко страшно

Сонька поругалась с мужем.

Не, ну а как не поругаться, если у него в кармане толстовки женские трусы?!!

И неважно, что это её трусы!!!

Потому что мог бы сразу сказать, что это её.

А он два дня не признавал, отмазывался и кричал, что враги подбросили.

А Сонька тоже сначала кричала, что раз он отмазывался, значит это не просто так, и нет ему больше доверия. А потом собрала вещи и хлопнула дверью.

И уехала на дачу.

А куда ещё ехать? Не к папе же с мамой... рассказывать про то, как Сонька свои трусы не признала. И про то, что у них там получаются вроде как эротические прелюбодействия с трусами по карманам... А это вовсе и не прелюбодействия, а просто в стиральной машинке так засунулось...

И кто её только дёрнул трусы с толстовкой стирать? Могла бы и традиционно, с пододеяльником!

Короче, Сонька на мужа обиделась и хлопнула дверью. И уехала на дачу.

"Ничего... — всё ещё психовала она, пробираясь через сугробы в сарай за лопатой. — Пусть недельку подумает... На бутербродах посидит... Ему полезно будет! А я тут пока. Хоть отчёт закончу."

Собственно, дача была вовсе не дача, а старый дом Сонькиной прабабушки в деревеньке с романтическим названием Варюшки. На лето сюда уезжали Сонькины родители, сажали огурцы и картошку, варили клубничное варенье и с удовольствием воспитывали внука Егорушку.

"Блин! Егорка же!.." — спохватилась Сонька и сунулась в карман за телефоном.

Егора на три недели забрали с собой родители мужа. В отпуск... На Тенерифе... На Тенерифе, чёрт побери, Карл!!! Красиво жить не запретишь!!!

Сонька с мужем Тенерифе себе позволить не могли. Но Егора, конечно же, вручили с радостью и удовольствием. Пускай дитё оздоравливается и витаминизируется.

Вернуться вся компания должна через четыре дня.

Надо сейчас же позвонить! Напомнить, чтобы встретил! А то забудет.

Или не надо?

Надо или не надо?

Ладно, пока потерпим...

Сонька как раз догребла до сарая и, с трудом отжав покосившуюся дверь, втиснулась внутрь. Подсвечивая телефоном, она разыскала лопату и, пыхтя, расчистила от снега въезд во двор. Загнав машину, вытащила из багажника сумку с вещами и поднялась на крыльцо.

Дом был промёрзшим и неуютным. И тёмным как кротовая нора.

Споткнувшись об заледеневший порог, Сонька ввалилась в сенцы, где вдруг наступила в темноте на что-то, от чего её нога поехала в сторону. Внезапно оторвавшись от пола и масштабно взмахнув в воздухе сапогами, она грохнулась в стоявшую у стены коробку с Егоркиными игрушками. Вырвавшийся из руки телефон, отлетев в сторону, осветил сердитую Соньку, сидящую между двух грузовиков и ещё чего-то автомобильного, торчащего вверх колёсами.

"Хрусть!" — грустно сказал выглядывающий из-под задницы джойстик, похожий на гигантскую жабу. "Ма-ма!" — отозвалась соседская кукла, случайно оставшаяся зимовать.

"Никто-о-о тебя не любит так, как я! Никто-о-о не приголубит так, как я!" — раздалось откуда-то снизу.

Сонька поспешно выкарабкалась из коробки и, сунув руку в кучу пластмассовых безделух, извлекла наружу большого поющего пса. Пять лет назад муж подарил ей его на день рождения. Сонька тогда назвала игрушку Федечкой и первое время таскала по всем гостям, так она ей понравилась.

"Ну, где же ты, любовь моя? Для кого твои глазки горят?" — голосил Федечка, и Соньке стало грустно. Может, зря она выпендрилась? Может, лучше домой поехать? Чего она здесь забыла? Зима, темно и холодно... И народу вокруг никого... На всю деревню четыре старухи, бывший афганец Николай Аркадьевич и многодетное семейство Савельевых на своей конеферме.

Далёкие от караванных путей Варюшки давно уже превратились в дачные территории. Жизнь в них просыпалась исключительно летом. В мае из города понаезжали фазендейеры и латифундисты, и деревня наполнялась детским ором, квадроциклами, лаем, мявом, газонокосилками, бензопилой, Стасом Михайловым, регулярно нажравшимся Шторкиным и прочими звуками природы. Сейчас тишина в Варюшках нарушалась лишь редким вороньим карканьем да автолавкой, раз в неделю привозившей местным старикам хлеб и дешёвые карамельки.

"Для кого твоё сердце стучит?!" — всё ещё выводил Федечка.

Так что? Домой или не домой? Или хотя бы позвонить? Например, напомнить про Егора... В конце концов у них общий сын... и общие обязанности...

Сонька добыла из-под лавки телефон и уже собралась малодушно нажать на кнопку, как Федечка завершил свою любовную серенаду.

Сонька мгновенно пришла в себя. Ну нет! Так быстро она мужа не простит!!! Ни за что!!! Два дня!!! Два дня таскать в кармане неизвестно чьи трусы и молчать!!

Сонька решительно дёрнула дверь в комнату, швырнула сумку в старое продавленное кресло и щёлкнула выключателем. Ура, свет есть.

Обратите внимание: Что такое настоящая любовь?.

Теперь переодеться и растопить печку. И за водой...

Напялив старые джинсы и неубиваемые мамины валенки, Сонька сгоняла обратно в сарай и приволокла несколько полешек. Топить печь она любила. Быстро наколола щепы, открыла заслонку, набила топку дровами, чиркнула спичкой. Надув щёки, несколько раз взбодрила занявшуюся растопку весёлым "пф-фу-у-уу-уу..." Через несколько минут в трубе бодро загудело и затрещало.

Воду брали из старого колодца позади участка. Его копал ещё Сонькин дедушка. За долгие годы жизни колодец немного покосился, но ворот работал исправно, а вода была сказочно вкусной. Признавал это даже Сонькин муж, главный поборник цивилизации в их семье, уже давно склонявший всех "снести к чёрту эту старую хату" и построить "нормальный современный коттедж". Мама с папой были категорически против. Сонька же соблюдала нейтралитет, но втайне была согласна с родителями.

Сейчас она, вооружившись ведром, продиралась к колодцу через сугробные сугробища, доходившие ей едва ли не до пояса. Снегу было очень много, но полноценно расчищать дорожку Сонька поленилась. В конце концов, она всего на пару дней. Одного ведра ей должно хватить.

До колодца оставалось метров десять, когда Сонька вдруг услышала рядом какой-то странный звук. Она остановилась и прислушалась... Справа от неё прямо из-под земли, из-под корней старой корявой яблони, раздался утробный и заунывный стон:

— Пы-о-о-мы-о-о-о-о-о-а-а-а-а-у-у-у-у-и-и-и-и!..

Волосы на Сонькиной макушке зашевелились, спина моментально вспотела, а ноги примёрзли к условно протоптанной дорожке вместе с мамиными валенками. Она внимательно осмотрелась, но вокруг не было ни души.

— Кто здесь? — громко поинтересовалась Сонька и поудобнее перехватила ведро, сразу же запланировав продать свою жизнь максимально дорого.

Не было никаких сомнений, что она здесь совершенно одна.

Как над участком, так и над всеми Варюшками стояла мёртвая тишина. Не лаяли даже собаки.

— Так кто здесь? — ещё раз спросила Сонька, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от страха на всю деревню.

Из-под земли вновь душераздирающе застонало:

— Пы-о-о-мы-о-о-о-о-о-а-а-а-а-у-у-у-у-и-и-и-и!..

И, гремя ведром, Сонька рванула к воротам...

Бывший афганец Николай Аркадьевич всегда придерживался принципа, что лучше выстрелить, перезарядить и еще раз выстрелить, чем светить фонариком и задавать глупые вопросы. К счастью, стрелять ему было не из чего, ибо военно-врачебная комиссия в своё время проявила в этом вопросе решительность и бескомпромиссность.

Жил Николай Аркадьевич на окраине Варюшек большее время затворником. Лишь 2 августа он надевал голубой берет и в состоянии неуверенной устойчивости, вызванной употреблением значительного количества приобретённого накануне самогона, выходил в люди. В течение дня он активно посещал соседей и соседей соседей, где рассказывал, как когда-то давно брал дворец Амина и терял друзей под Кандагаром.

Поскольку нервная система Николая Аркадьевича в указанный день была особенно хрупкой, прерывать его рассказы категорически не стоило. Поэтому большинство жителей Варюшек следили за календарём и 2 августа закрывались в домах изнутри и делали вид, что не слышат, когда в калитку кто-то стучит. Но Николая Аркадьевича это не останавливало. Потому что в калитку он никогда не стучал.

К радости соседей, бывший афганец Николай Аркадьевич был уже не очень молод, и надолго его не хватало. В последние годы способность к прямохождению он утрачивал уже не дойдя и до середины деревни. После чего дачники коллективно возвращали его по месту постоянного проживания. В остальные дни бравый вояка выглядел как совершенно гражданский человек, и даже держал пчелинные ульи и выращивал потрясающе сладкие помидоры невозможного шоколадного цвета.

Сонька ворвалась к нему в дом, громко и с надрывом подвывая. Потеряв вектор направления, она врубилась сначала в буфет, а потом, отлетев, в могучее плечо бывшего афганца, традиционно упакованное в полинялую тельняшку.

Сонькино лицо было белым, глаза красными, а голова без шапки, зато с волосами дыбом, как змеи на Медузе Горгоне.

Всё ещё трепетно обнимая ведро, она поведала бывшему афганцу о призраках, поселившихся у неё на участке.

Николай Аркадьевич в призраков не верил. Зато верил в дамские капризы, девичьи фантазии и прочие эмоции загадочной женской сущности. Подхватив возле печки небольшой топорик и надев на взъерошенную Соньку свою старую кроличью шапку, он взял её за руку и храбро шагнул за порог в суровую ночную неизвестность зимней деревни.

Полчаса спустя оба сидели на ферме у Савельевых.

Николай Аркадьевич принимал на грудь внеплановый самогон и рассказывал, в каких местах может одновременно колотиться его неустрашимое афганское сердце. А Сонька стучала зубами об кружку с горячим травяным чаем и тоненько подскуливала в наиболее драматических местах повествования.

И не заметила, как хозяйка украдкой полистала валявшийся на столе Сонькин телефон, что-то быстро записала на бумажной салфетке и вышла в соседнюю комнату.

Наконец, по четвёртому кругу прослушав сценарий к деревенскому хоррору, Савельев-старший извлёк из сейфа карабин и, поручив жене и детям самостоятельно держать оборону, гостям скомандовал построится во дворе в колонну по двое.

Сонькин участок встретил маленький отряд прежней морозной тишиной и длинными чернильными тенями, отброшенными старой яблоней через заснеженный огород до самого дома.

 

— Пы-о-о-мы-о-о-о-о-о-а-а-а-а-у-у-у-у-и-и-и-и!.. — тягостно и жутко взвыл из-под земли Сонькин призрак.

Савельев-старший настороженно замер среди сугробов в позе взметнувшегося из болота Рэмбо, после чего мужественно направил в сторону яблони свой карабин.

Сделав, на всякий случай, пару шагов назад, он наступил на ногу бывшему афганцу.

Но Николай Аркадьевич этого даже не заметил. Он как раз истово крестился прямо рукой с топориком и приговаривал:

— Отче-е-е на-а-аш!!! Су-у-ущий на небесах!!! Да при-идет царствие твое!!!

Сонька вспомнила, что забыла на ферме своё обронительное ведро, и затосковала.

В это время с улицы раздался сигнал автомобиля...

Вскоре охотники за привидениями сидели в доме и пили вискарь, привезённый из города Сонькиным мужем.

Сама Сонька с удовольствием пила шампанское и взглядом требовала добавки. Страх отступил. В доме было тепло. На лавке в сенях стояло ведро с ледяной колодезной водой. Мысль о злополучных трусах в кармане толстовки отступила куда-то далеко. Сонька задремала...

— Просыпайся, соня! — услышала она и резко открыла глаза.

В доме было светло. В окно колотилось серебристое зимнее солнце. Сонька лежала под старым лоскутным одеялом, плотно придавленная к старенькому дивану.

На краю дивана сидел супруг и держал в руках огромный игрушечный вездеход. Летом родители мужа привезли его Егору в подарок.

— Ты решил снова удариться в детство? — язвительно поинтересовалась Сонька.

— Да нет. Это я ваше привидение откопал сегодня утром под яблоней.

— Что?! — Сонька села так резко, что у неё закружилась голова. — Ты хочешь сказать?..

— Не хочу, а говорю, — весело подхватил муж. — Егор по осени забыл, его снегом и завалило. Аккумулятор от мороза сел, и перед окончательным издыханием этот монстр, там, под сугробом, стонал и жужжал на все потусторонние голоса. — Я, кстати, кофе сварил, будешь? — вдруг резко сменил он тему.

Сонька молча кивнула. Муж сбегал в кухню и принёс большую кружку горячего-прегорячего кофе.

— Вот... Я мёду положил, как ты любишь. — муж снова пристроился на край дивана и продолжил: — Я только одного не понимаю. Почему он включился? Ну стоял бы себе и стоял до самой весны... И в самом деле чудеса... Вкусно?

— Угму... — промычала в ответ довольная Сонька и потёрлась щекой об мужнину руку. А про себя подумала, что ни за что не расскажет ему, как удачно она вчера грохнулась в коробку с игрушками. Пусть будет чудо...

© Окунева Ирина

Традиционно приглашаю на мой канал.

Здесь про меня и про мою жизнь.

И рассказы. Просто добрые милые рассказы с выдуманными, но почти настоящими персонажами.

Читайте пост-знакомство!

#Рассказ #История из жизни #Психология жизни #Пенсионеры #Юмор и развлечения #Семейная психология #Любовь и отношения

#ирины рассказы про все

Еще по теме здесь: Отношения.

Источник: Любовь и немножечко страшно.