АНТОН КОВАЛЕВ о процессе

 микшерЯ не очень себе представлял, как это всё будет и чем всё обернется, ведь из-за хрупкости материала репетиций быть не могло.

И в этом был основной интерес - посмотреть на то, чего никогда раньше не видел, и почувствовать то, чего никогда раньше не чувствовал. Любопытно было побыть и участником, и чистым зрителем одновременно.

И до выступления, и в процессе, и после по этому поводу в голове возникали самые разные ассоциации: в какой-то момент я понимал, что несчастные магнитофончики являются жертвами безжалостной идеологической машины, именуемой искусством, в другой осознавал, что совсем не многие из подобных устройств дарят своим хозяевам такие впечатления и остаются в их головах надолго, что, в общем-то, и является их главной миссией в этой вселенной, вспоминалась дешевая рабочая сила, безжалостно перемалываемая системой на корысть хозяевам, вспоминалось, как на базаре они отличались от остальных своим ярким идиотским видом, за что и были выбраны.
 
Происходящее было похоже и на схему людей, которые так же берут чужие достижения, превращают в сырье, смешивают, коверкают, объявляют результат своим уникальным творчеством - все люди такие, в любой сфере. А потом их результаты опять кем-то смешиваются, ломаются, превращаются в новые результаты, устаревают, опять смешиваются, опять искажаются, опять и опять...

Но главное - то, как сложные и хрупкие устройства не выдерживали непрерывного механического воздействия, здорово напоминало человеческие судьбы в круговороте генерального плана творца. Сначала робкие одиночные выступления, потом чуть смелее, активнее, потом на полную грудь, а дальше им приходилось перекрикивать друг друга - в разное время это напоминало галдеж на перемене в школе, и базар, и драку, и ярмарку тщеславия, и вопли обреченных на смерть, много разного, потом совсем уж дикий визг, пока не надоело... небольшая пауза, и захрустели кости.

Диджей распробовал, пережевал и выплюнул останки на бетон, который когда-то заливали братья-атланты. Жизнь и смерть замкнутого сообщества всего за двадцать минут. И кто из них «понимал», в чём смысл их существования? А не из них? Хоть кто-нибудь вообще понимал?

Толпа еще немного поглазела и тоже разошлась, а миксер остался там - блестящий, сильный, целый и никому уже не нужный. И тоже породил целый шлейф размышлений, знакомый, наверное, многим выступавшим перед людьми.