В связи с расширением внебольничной психиатрической сети все более возможным становится оказание специализированной помощи по поводу различного рода пограничных состояний, представляющих собою хотя и не психические заболевания в подлинном смысле, но все же известную патологию, выражающуюся в тех либо иных отклонениях от общепринятых норм в психической деятельности.
К подобной группе болезненных состояний относятся различного рода неврозы, астенические, реактивные состояния и др. В основе их лежат более или менее выраженные функциональные расстройства центральной нервной системы, сопровождающиеся нередко значительными изменениями в психической деятельности.
Известный интерес в смысле возможного оказания терапевтической помощи и дальнейших профилактических мероприятий вызывают психопатии, представляющие собой своеобразные дисгармонические развития личности с выдвижением на первый план тех или иных отдельных ее сторон. В некоторых случаях поведение таких лиц может принимать характер, далеко выходящий за пределы норм.
Наиболее выраженным свойством психопатических особенностей является и то, что при наличии как бы нормально развитых познавательных способностей наблюдается более или менее выраженная недостаточность со стороны эмоционально-волевых функций. Это неизбежно влечет за собой нарушение гармонического единства всех психических процессов.
В поведении таких лиц нередко преобладают поступки и побуждения, диктуемые не столько разумом и обстоятельствами, сколько случайно возникшими впечатлениями и мотивами, идущими в отдельных случаях в полный разрез с общими установками личности, однако все же чрезвычайно легко реализуемыми. Что касается специфического эгоцентризма психопатических личностей, который почти всегда является их постоянным сопутствующим фактором и проявляется в неспособности откликаться на чужие интересы и горести, эгоистическом к ним отношении, а также в рассмотрении окружающего в непосредственной значимости для себя, то именно он, мешая правильно оценивать особенности своего поведения, становится источником разнообразнейших конфликтов, от которых страдают не только окружающие их лица, но и они сами.
Не случайно, по-видимому, что само понятие «психопатия» было выдвинуто впервые в 1884 году профессором И. М. Балинским при проведении совместно с А. В. Чечоттом судебнопсихиатрической экспертизы.
Хотя психопатические черты характера чаще развиваются под влиянием неблагоприятных внешних обстоятельств и неправильного воспитания, однако известное значение могут иметь также и врожденные особенности, обусловленные такими факторами, как перенесение внутриутробных заболеваний, родовые травмы, инфекции в первые годы жизни, особенно с локализацией болезненного процесса в головном мозгу.
Но вместе с тем психопатические черты характера ни в коей мере не представляют собою чего-то стабильного, прочно сформировавшегося. Они, так же как и характерно-логические особенности здоровой личности, в процессе жизни способны подвергаться значительным видоизменениям, трансформироваться, претерпевать существенные сдвиги. Благодаря этому в коррекции психопатических черт характера огромное значение придается правильно организованному воспитанию и самовоспитанию.
От психопатий, как патологического становления личности, отличаются психопатоподобные состояния, развивающиеся непосредственно после перенесенных инфекционных заболеваний (в частности, менингоэнцефалитов) и травм черепа, носящие лишь временный, быстропроходящий характер. Возникшие в таких случаях болезненные проявления при сохранности здоровых установок личности относительно легко подавляются компенсаторным развитием более здоровых сторон личности.
Профессор П. Б. Ганнушкин, считавшийся величайшим знатоком характериологических особенностей, описал разнообразные варианты свойств психопатических личностей, как, например, сильно выраженную впечатлительность со склонностью к особой тонкости переживаний или же превалирование эгоизма и эгоцентризма, сочетающихся с холодной жестокостью, полным отсутствием любви, привязанности и жалости не только к людям вообще, но и своим близким, родным.
Наблюдается также склонность к болезненно хвастливой переоценке собственных возможностей с безудержным стремлением представлять себя всюду, где только возможно, незаурядной личностью. Им же выделены психопатические черты тревожной мнительности с постоянными сомнениями и колебаниями, чрезмерной робости, замкнутости, нерешительности или же, наоборот, грубой разнузданности, нередко сочетаемой с повышенной или недостаточной сексуальностью.
Как-то на одном из амбулаторных приемов последним пациентом оказался человек, у которого был один из первых номеров. В бланке истории болезни значилось, что пациенту 26 лет, хотя выглядел он значительно моложе. Предъявляемые им жалобы носили какой-то неопределенный, несобранный характер. Путано рассказывая о болезненных явлениях, он тут же сообщил о недавней смерти жены, о своем одиночестве, отсутствии родных и друзей, которые могли бы ему помочь. Упомянул, что ради ребенка ему пришлось жениться вторично, но вторая жена оказалась плохой матерью, и он вынужден был оставить ее.
Когда, казалось, все было рассказано и можно было приступить к осмотру, пациент с какой-то особой торопливостью попросил выписать ему лекарство без обследования.
Такая просьба в кабинете врача носила совершенно необычный характер.
— Раз уже пришли, рассказывайте обо всем. Может, вдвоем удастся лучше разобраться в ваших нелегких обстоятельствах, где вряд ли могут помочь одни лекарства. Но прежде все-таки надо вас осмотреть, — сказал врач.
То ли участливое отношение врача сделало свое дело, то ли вслед за огромным внутренним напряжением наступила своеобразная разрядка, на этот раз он беспрекословно начал раздеваться. Когда одежда была снята, врач, к великому удивлению, увидел перед собою обнаженную женщину.
— Теперь садитесь и рассказывайте, ничего не скрывая,— предложил врач.
Одевшись, необычная пациентка рассказала о том, чего никогда никому не рассказывала.
Еще с детства она заметила у себя необычное влечение к мужской одежде — патологическое явление, носящее название трансвестицизма. Ей нравилось носить одежду брата, подражать его манерам. Игры девочек, особенно с куклами, раздражали ее. Все больше чувствуя себя на равном положении с подростками мужского пола, она начала испытывать какие-то особые чувства в отношении подрастающих девочек. Еще несколько позже она почувствовала сексуальное влечение к одной из своих соучениц. Наконец в 17-летнем возрасте, тайком, в одежде брата, с его документами она ушла из дому. Пять лет прожила она вдали от семьи на положении мужчины. Для того чтобы прочнее утвердить свое положение как мужчины, ей удалось усыновить чужого ребенка, что давало право выдавать себя за вдовца. История с женитьбой была неправдой, хотя одна из девушек, не догадываясь о сексуальных извращениях, действительно дала согласие на совместную жизнь. Но, будучи поставленной перед фактом лжи и обмана, она в ужасе бежала.
Это обстоятельство и стало той последней каплей, которая вывела из строя ее находящуюся в постоянном напряжении психическую деятельность, лишив возможности работать и воспитывать ребенка, которого она искренне полюбила. Это и привело ее к врачу.
Когда все было рассказано, в кабинете надолго воцарилась тишина. Обоим, и врачу и пациенту, следовало над многим поразмыслить, прежде чем принять какое-либо решение. Последующая психотерапевтическая беседа затянулась надолго. Прощаясь, необычная пациентка с огромной благодарностью пожала руку врача. Да, с завтрашнего дня она начнет иную жизнь. Может, на первых порах далеко не радостную, но зато без фальши, лжи и обмана.
Ее впервые за 5 лет потянуло домой, к матери, отцу, брату.
Впервые за многие годы стал тяготить мужской костюм.
По дороге домой она послала телеграмму: «Дорогие, любимые. Я жива, здорова, сильно истосковалась по вас. В ближайшее время буду дома. Ваша Марина».
Придя домой, она нежно и заботливо склонилась над уснувшим ребенком. «На днях, — торопливо зашептала она,— мы уедем с тобой домой. Мои отец и мать полюбят тебя так же горячо, как полюбила тебя я».
Некто С. впервые разговаривал с врачом после весьма неприятных для него обстоятельств. Его привлекали к уголовной ответственности за постыдную и противозаконную реализацию гомосексуальных тенденций.
Не будь этого, он, возможно, и не обратился бы к психиатру.
Будучи поставленным в вынужденное положение, он должен был подробно рассказать как о характере своих извращенных влечений, так и способах их реализации. Это и было сделано — вначале с нескрываемым цинизмом и обнаженностью, в дальнейшем скромно и серьезно.
Будучи педагогом по профессии, для достижения своих порочных целей он не брезгал ничем—ни использованием служебного положения, ни тонко продуманным обманом как самих объектов, так и их родителей, становящихся в ряде случаев слепыми помощниками в деле заполучения для удовлетворения патологических влечений их незадачливых сыновей.
Разве могла, например, заподозрить мать подростка, что пользующийся всеобщим уважением педагог, уделяющий особо много внимания ее наивному и неопытному сыну, замышляет, а впоследствии и осуществляет неладное— вовлекает его в грязный разврат, прививает ему порочные вкусы и извращения, строго и справедливо караемые законом. С. пробыл в кабинете около 2 часов. Его слушали внимательно, не прерывая.
По окончании судебно психиатрической экспертизы С. попросил разрешения задать вопрос — можно ли ему оказать помощь такого порядка, чтобы после отбытия заслуженного наказания его интимная жизнь приняла упорядоченный характер.
Ему ответили утвердительно.
Трудно сказать, осознал ли он глубину зла, причиненного им тем юношам и подросткам, на которых распространялись его притязания. Но то, что нельзя в угоду своим извращенным влечениям безнаказанно заниматься противозаконными делами, это он понял правильно.