Мертвая девушка, живая девушка
Не знаю, когда все это началось. Смахивает на эффект бабочки. Какая-нибудь малость в детстве определяет твою жизнь до самой смерти. Вот именно, до смерти.
Мне было лет пять. В ту пору мои предки просто свихнулись на кино. Едва ли не каждый вечер они направляли стопы в единственный кинотеатр в городе. Смотрели старые фильмы, где мужчины ходили в широченных брюках и гигантских пальто, а женщины носили ботики и платья со вставными плечиками. Еще будучи студентами мама и папа приохотились к этому ежевечернему ритуалу. И потому, когда я смог обходиться без присмотра, они наловчились оставлять меня дома одного. А сами счастливые двигались под ручку в толпе таких же одержимых зрителей на сеанс очередной советской комедии.
Надо сказать, меня это не удручало. У меня было собственное развлечение. Я сидел в зале на ковре и часами рассматривал одну и ту же книгу. Толстенную медицинскую энциклопедию. Непонятно, откуда она взялась. Может быть, подарили друзья родителей, или они завели ее для домашнего пользования. По крайней мере к медицине они отношения не имели. Папа работал инженером на заводе, а мама бухгалтером в госбанке.
Книга была в солидном кожаном переплете с тиснеными золотыми буквами. Энциклопедия – первое слово, которое я выучился читать. Меня не увлекали детские выписные издания с простыми рисунками и стихами. Куда интереснее были картинки в энциклопедии на атласных страницах. Они будоражили и пугали почище наивных сказок. В основном преобладал красный цвет. Язвы и опухоли на кровоточащих слизистых, меланомы на лицах бедолаг с раком. Разверстые раны с крючками и зажимами. Таблицы с алгоритмами диагнозов, в которых я интуитивно чувствовал логику.
- Доктором будет, - говорили предки, застав меня спящим в обнимку с фолиантом. Папа относил меня в кроватку, и я спал крепко, умиротворенный запахом типографской краски, исходившей от книги.
Навряд ли бы я стал врачом. Подобное поприще требует сострадания и умения ладить с людьми. Я же рос одиночкой, друзей не заводил. Я был метисом. Папа был казахом, мама немкой. Но не в пример красавчикам, рождавшимся от смешанных браков, я не вышел лицом. Череп у меня получился квадратным, ранние залысины на лбу, роста маленького. Прибавить к тому серьезность и скорбные носогубные складки, и понятно, что моя внешность отталкивала ровесников. В особенности девчонок. Порой мне казалось, что при взгляде на меня их лица искажала брезгливая гримаса.
И все же энциклопедия, видать, повлияла на мои пристрастия. После школы я поступил в медицинский институт. Там ничего не изменилось. Я оставался одиночкой. Но меня это ничуть не волновало. Одиночество было для меня таким же естественным, как жестокость для хищника . Единственным местом, где я ощущал гармонию с миром, был анатомический зал. Я часами ковырялся в трупах, препарируя нервные стволы и сосуды с тщательность сапера. Подготовленные мною фрагменты для демонстрации были идеальными. Все преподаватели подходили к ним, чтобы показывать студентам топографию органов и мышц.
Не буду отрицать, что мне не были чужды естественные желания. Меня тянуло к девушкам, к их телам. По ночам в своих снах я блудодействовал с ними. Девушки избегали меня. Даже если бы кто-нибудь из них хотя бы из жалости решил переспать со мной, через минуту они бы покинули меня. Я пугал их своей нелюдимостью, неумением связать пары слов.
До третьего курса я оставался девственником. До тех пор, пока группа, в которой я учился, не решила собраться на вечеринку. То есть ребята и прежде отмечали всякие праздники, но я не удосуживался попасть на них. Меня не звали, и это тоже было, как само собой разумеющееся. Мое первое появление на гулянке оказалось случайным. Был день рождения у Марины, нашей старосты, пухленькой блондинки с вечно приоткрытым ротиком. Когда пустили чью-то бейсболку по кругу, чтобы собрать деньги на подарок, я тоже кинул в нее свою лепту, просто чтобы не сочли скупердяем. Вечером я пришел по названному адресу, не очень-то рассчитывая на веселье. Так оно и вышло. Компания накачивалась спиртным и марихуаной, смеялась над примитивными шуточками, выделывала кренделя под забойную музыку. Я же сидел в кресле, попивал вино и разглядывал в полумраке журнал с фотографиями операций холецистэктомии.
Ближе к двум часам ночи вакханалия пошла на убыль. Мимо меня прошла Марина, от нее несло духами и сигаретным дымом, и упала на диван у противоположной стены. Она была, как говорится, в отключке. Платье ее задралось, оголив полные бедра до самых трусиков. Та бутылка вина, что я прикончил, опьянила меня, раньше я не пил. Ножки Марины притягивали мой взор, тянули к себе. Я встал на четвереньки и двинулся к ней. В общем-то я накачался в драбадан. Шел на четвереньках и считал себя прожженным типом, завсегдатаем вечеринок, который налакался под завязку и валяет дурака. Я приблизился к бедрам Марины и лизнул их. Девушка никак не отреагировала. Тогда я начал целовать ее ножки и ягодицы. Марина была мертвецки пьяна. Не было никаких препятствий, чтобы вставить в ее безжизненную вагину свой девственный ствол. За все время сношения, Марина не шевелилась, она походила на труп. Я встал и вышел в прихожую.
Я шел по ночным улицам города и недоумевал. Можно ли было принять за секс то, что произошло. Считается ли половой акт состоявшимся, если один из партнеров в нем как бы не участвовал. Если секс, это всего лишь проникновение члена в анатомический проем, то с таким же успехом я мог бы обладать и мертвой девушкой. Так ли уж велика разница между спящей и мертвой, если в обоих случаях ни та, ни другая ничего не почувствовали.
Я слыхал рассказы об анестезиологах, которые вводили женщин в наркоз, а потом совокуплялись с ними. Могло статься, что если бы в конце акта пациентка отдала богу душу, то анестезиолог заканчивал блудодейство с трупом. Это уже была бы самая настоящая некрофилия.
На следующий день на занятии в анатомке Марина прошла мимо меня, как обычно брезгливо скорчив красивую мордочку. Она не знала о том, что ночью у нас была близость. Мне было все равно. Я не мог оторвать взгляда от секционного стола, на котором лежала девочка лет пятнадцати.
Обратите внимание: 6 правил общения на сайтах знакомств, которые нужно соблюдать девушкам.
- Жаль, - сказал наш доцент, - ведь она еще девственница. Этакий экземпляр так и не узнал любви.
Я исподтишка поглядывал на вагину умершей. Она отличалась от того, что я видел у Марины, и напоминала нераскрывшийся бутон. Я представил, как занялся бы любовью с девушкой, стал ее первым мужчиной. И самое главное, вряд ли вызвал бы у нее отвращение. Не думаю, что мои мысли были преступны. Не намного циничнее, чем проделки с резиновой куклой, за которые не арестовывают.
Если вы подвизаетесь в медицине без сочувствия к больным, а скорее с ненавистью к ним, то вам одна дорога – в патологоанатомы. На распределении после окончания института я попросился в прозектуру. Никто не возражал.
Это был небольшой городок на севере страны. Больница, куда меня направили, находилась на окраине близ православного кладбища. Морг представлял собой обшарпанное одноэтажное здание, не многим привлекательнее какого-нибудь сарая. Входная дверь запиралась амбарным замком. Внутри было два секционных стола и комнатушка для персонала. Заведовал всем этим убожеством старина Грановский, спившийся, но толковый судмедэксперт.
- А-а, - протянул он с хрипотцой, - молодая поросль. Айда, отметим твое вхождение в храм анатомического театра. Как тебя?
- Алан Макенов.
- Вот-вот. Пригуби нашего эликсира.
Он вытащил из-под стола бутыль со спиртом и налил в две кружки. Я не стал ломаться и опустошил свою пайку. В животе загорелось. Мир вокруг принял веселые неясные очертания.
- Молодец! – похвалил Грановский и вылакал спирт, как воду. Потом он подбил сигарету из мятой пачки «Примы» и закурил.
- Ты, друг мой, попал в то место, где познается суть жизни. Пойдем, кое-что покажу.
Он встал, худой, длинный, в мятом халате, отдаленно сохранившем белый цвет, и пошел в прозекторскую. Я последовал за ним, точно клеврет за пастырем. Мы замерли перед секционными столами. На них лежали двое голых мужчин. Грановский указал на трупы:
- Вот, к примеру. Справа лежит местный миллионер, владелец заводов, кафе, пароходов. А слева – бродяжка, найденный мертвым в подъезде жилого дома. И в чем разница? Перед смертью оба равны. Без денег и облачения. И неизвестно, кто из них был счастливее. Тот, кто трясся над своей мошной, или тот, кто жил вольно, аки птичка божья.
Мы вернулись в кабинет и Грановский налил спирт в кружки:
- Помянем души их горемычные. Кстати, - судмедэксперт внимательно посмотрел на меня, - когда душа отлетает, бывает, что как будто облачко поднимется над покойником, скажет мне прощальное слово и исчезнет прямо в стене.
- И что же они говорят?
- А навроде того, что мол, не поминай лихом. Или просят передать что-нибудь близким. Но я помалкиваю.
Похоже, у старика крыша съехала с его мертвяками.
- Утром будешь вскрывать бродяжку, - дал он мне наставление, - погляди у него в прямой кишке получше. Я у одного зека нычку там нашел. Он деньги скрутил в трубочку и в анус. Хотел на зону пронести.
Каждый день я потрошил трупы умерших пациентов. Лечащие врачи приходили с историями болезни, с пустыми строками в графе окончательного диагноза, и потом стыдливо вписывали истинную причину смерти. Я находил трагические ошибки, приводившие к летальному исходу и прикрывал врачебные грехи. За расхождение диагноза доктора могли отлучить от практики. Я был умнее всей этой высокомерной братии, избегавшей меня. Видел суть болезни, те патологические изменения, что происходили в тканях. Картинки из медицинской энциклопедии явили мне свою кровь и плоть.
Я не баловал себя развлечениями. Моя внешность вкупе с профессией окончательно отдалила меня, скажем так, от живых людей. Иногда я пил спирт с Грановским и выслушивал его галлюцинаторные бредни. Ему теперь казалось, что мертвецы разговаривают с ним и часто угрожают расправой.
Как-то из терапевтического отделения привезли труп девочки лет шестнадцати. Она была точно ангелочек. Лицо приобрело мягкие спокойные черты, будто она вошла в сады ханаанские. Гладкая кожа без единой родинки была теплой. Возможно, перед смертью больную лихорадило. Вместе с тем, она уже вступила в пору женственности. Большие крепкие груди, таз, начинающий раздвигать свое лоно, но так и не дождавшийся таинства соития. Мог ли я допустить, чтобы плоть, взращенная создателем для любви, была втуне погребена в землю.
Вечером я остался в морге один. То есть, понятное дело, наедине с моей девственной возлюбленной. Она ждала меня. Вся ее предыдущая жизнь, мечты, уход за чудесным телом подготавливали к встрече со мной. Я смеялся над сотнями оставшихся с носом красавчиков, которым она предпочла меня. Ее звали Алина. Чужая и благородная. У меня было припасено масло с яблоневым ароматом. Я натирал им тело Алины, казалось бы принося ей наслаждение. Она постанывала и раздвигала ноги. Я покрывал Алину поцелуями, ее губы, грудь, живот. И потом вошел в нее. Она был девственницей. Руки Алины сомкнулись на моей шее, она поцеловала меня.
Это стало моим призванием. Самые красивые девушки перед уходом в небытие умоляли меня о последнем акте близости. Я был их единственным любовником.
Грановский пил и то и дело впадал в психоз. Я ублажал трупы молоденьких девушек. И не считайте меня сумасшедшим. Хотя, мне безразлично чье-либо мнение. Это моя вселенная и я ее творец. Когда я уйду, вы исчезнете вместе со мной. Можете ли вы судить меня. Тут в морге я понял, что лишь одна смерть рассудит всех. Уравняет богатого и бедного, подложит красотку уроду. Никого не минует.
Больше интересных статей здесь: Отношения.
Источник статьи: Мертвая девушка, живая девушка.