Алексей Толстой: мастерство, рождённое из упорного труда и творческой «лжи»

Алексей Николаевич Толстой, получивший прозвище «красный граф», пользовался особым расположением советской власти. Вернувшись из эмиграции в 1923 году, он не столкнулся с гонениями, а напротив — был осыпан наградами и привилегиями. Его книги, выходившие огромными тиражами, неизменно находили отклик у читателей. Многие запоем читали его научно-фантастические романы «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», историческую эпопею «Хождение по мукам». Однако вершиной популярности стала масштабная эпопея «Петр I», успех которой лишь укрепила блестящая экранизация с Николаем Симоновым, Михаилом Жаровым и Аллой Тарасовой в главных ролях. К тому времени за Толстым прочно закрепилась репутация невероятно плодовитого и, что казалось многим, легко пишущего автора.

Путь к мастерству

Литературный дебют Алексея Толстого состоялся в 1907 году, когда он, оставив Петербургский технологический институт накануне защиты диплома, предпочёл инженерной карьере путь писателя. В 24 года он выпустил сборник стихов «Лирика», но вскоре полностью переключился на прозу, создав серию рассказов и романов. В 1916 году он дебютировал как драматург с пьесами «Нечистая сила» и «Касатка», а год спустя представил публике комедию «Мракобесы». Изысканный, живой слог его произведений создавал у читателей иллюзию лёгкости, с которой они были написаны.

Однако за этой кажущейся лёгкостью скрывался титанический, упорный труд. Лишь самые близкие люди знали, сколько черновиков, вариантов и правок стояло за каждой законченной страницей. Всю жизнь Толстой настойчиво шлифовал своё мастерство, и только в 65 лет признался художнице Валентине Ходасевич, что наконец почувствовал себя «хозяином формы» и может писать быстро. С лёгкой досадой он добавил: «А сколько лет она (форма) меня, проклятая, мучила!».

Философия творчества: художник как «враль»

Взгляды Толстого на писательское ремесло были весьма оригинальны. Однажды в разговоре с поэтессой Натальей Крандиевской, своей супругой, он высказал парадоксальную мысль: «Художник по природе своей — враль!». На возражение жены, что его великий однофамилец Лев Толстой точно не был лжецом, Алексей Николаевич парировал: «Ошибаешься: старик мог лгать почище любого из нас — возьми хоть его «Анну Каренину». Там мужичонка в начале и в конце что-то над рельсами по-французски бормочет. И это гениально. Эта выдумка и дала крылья роману!».

Эта же мысль проявилась и в воспитании. Когда Наталья Васильевна отчитывала их восьмилетнего сына Никиту за склонность к преувеличениям и фантазиям, Толстой неожиданно вступился за мальчика: «Это не беда, что «заливает», ибо в этом проявляется первоначальная склонность к сочинительству — без фантазии нельзя. А вот если вранье ради выгоды, за это — драть!».

Страсть к театру и лицедейству

Экстравагантность писателя проявлялась в самых разных ситуациях. С юности он обожал театр и даже сам играл в постановке своей пьесы «Касатка». Эта страсть не угасла с годами. В 1930-е годы, во время репетиций балета «Эсмеральда» в Ленинграде, он в шутливой, но настойчивой форме обратился к приятельнице, балерине Татьяне Вечесловой: «Татьяна, будет невероятным свинством, если мне не дадут участвовать в этом спектакле. Возьми меня хоть на роль козы!». На её недоумение он пояснил, что Эсмеральда немыслима без этого животного, ссылаясь на спектакли Большого театра. За этой шуткой скрывалась его неподдельная страсть к лицедейству и перевоплощению.

Толстой, вслед за Константином Станиславским, считал, что актёр должен глубоко вживаться в роль, искать ту самую «изюминку», которая делает игру убедительной. Важность этого принципа он однажды прочувствовал на собственном опыте.

Вхождение в образ

Осенью 1916 года в московском театре «Эрмитаж» репетировали его пьесу «Касатка». Роль тетушки исполняла опытная актриса Мария Блюменталь-Тамарина (в будущем — народная артистка СССР), но ни автор, ни сама исполнительница не были довольны её работой. Роль не «оживала». Тогда Толстому пришла блестящая идея: познакомить актрису с реальным прототипом её героини — своей любимой тётей, Марией Леонтьевной Тургеневой.

Однако сама мысль о необходимости «войти в образ» сильно смутила и взволновала пожилую женщину. Она начала лихорадочно готовиться к встрече, примеряя старинные наряды и в итоге впав в крайне неестественное, скованное состояние как раз перед приходом гостьи. Видя, что план рушится, Толстой предпринял решительные меры. После знакомства он предложил дамам выпить за знакомство старинной мадеры. Несколько рюмок помогли снять напряжение: женщины раскрепостились, разговорились, прослезились и расцеловались. Это знакомство, устроенное писателем, переросло в долгую дружбу.

Что же касается роли, то после общения с прототипом Блюменталь-Тамарина настолько органично вошла в образ, что он стал одним из её любимых. На премьере, сидя в первом ряду, Мария Леонтьевна громче всех аплодировала, гордясь своим вкладом в успех племянника. Сам Толстой также был более чем доволен — спектакль имел оглушительный успех у публики.