На этой неделе в журнале Романа Сенчина «Традиции и авангард» опубликован мой рассказ. С удовольствием делюсь им в рубрике «Воскресное чтение».
Кабинет директора
За окном школьного кабинета плачет осеннее небо. Дождь льет медленно и безнадежно, словно последние слезы перед зимним оцепенением. Капли, как бусины, дрожат на голых ветках, цепляясь за мгновение жизни перед тем, как исчезнуть. Насте тоже хочется цепляться за жизнь, чувствовать ее во всей полноте — смеяться, любить, ненавидеть, сходить с ума и возвращаться. Но мир, кажется, не дает ей этой возможности.
Ее внутренний мир глубок и противоречив. Она любит молодого учителя физики Дмитрия Сергеевича Миркина и всей душой ненавидит директора, завуча, школьного психолога и особенно учительницу литературы Агнессу Эдуардовну Дрыкину. Поводов для отчаяния у Насти предостаточно, и один из них — недавняя попытка порезать вены, которая привела ее на «совет по профилактике».
— Объясни, зачем ты это сделала? — давит на нее психолог.
— Потому что хотела почувствовать, что живу, — просто отвечает Настя.
Взрослые воспринимают это как издевку. Мать Насти, сидящая рядом, мечтает провалиться сквозь землю. Разговор скатывается к учебе, к двойке по литературе. В ответ на упреки Дрыкиной Настя цитирует Пушкина, нарочито выбирая строчку с матом. В кабинете скандал. Директор обвиняет во всем современных рэперов, а Настя невозмутимо поправляет: это Александр Сергеевич, «наше все». Мать в ужасе. В итоге подписывается очередной протокол — шаг к возможному отчислению.
Прогулка с мамой
На улице — грязное небо и запах гниения. Мать не может понять, что происходит с дочерью.
— Почему ты стала такой? — причитает она.
— Меня просто душит тоска, — пожимает плечами Настя.
Мать винит во всем интернет, «Синих китов». Настя парирует, что у ее подруги Юли проблемы не с интернетом, а с пьющим отчимом. Она пытается объяснить матери, что ее поступок был не криком о внимании и не отрицанием жизни, а, наоборот, отчаянной попыткой почувствовать что-то настоящее, оказаться на краю и вернуться. Она обещает, что больше так не будет. Мать молча сжимает ее руку. Им обеим больно и жалко друг друга.
Домашний фронт
Дома, среди иллюзии уюта, мать снова поднимает тему протокола. После третьего такого документа — отчисление. Настя цинично, но точно объясняет суть: школа хочет избавиться от неудобной ученики, которая может испортить статистику по ОГЭ. Формально «принимают меры» — ставят на учет, отправляют к психологу, — но по сути просто готовят почву.
Мать говорит о необходимости «взять себя в руки», приспособиться к неидеальному миру. Ее слова «надо», «должна», «необходимо» обступают Настю со всех сторон, вызывая тошноту. В качестве меры мать решает отобрать телефон и отключить интернет. Настя, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, хлопает дверью своей комнаты.
Мир в экране смартфона
У Насти есть старый, «похеренный» телефон, о котором мама не знает. Лежа в кровати, она листает ленту соцсетей. Смешные картинки, селфи, философские статусы одноклассников кажутся ей невыносимо унылыми. Подруга Ленка зовет гулять, упоминает, что с ними будет Пашка Семакин (Семечко), который по Насте «извелся». Настя отказывается. Она представляет их компанию у пруда, дикую музыку из колонок и неуклюжие ухаживания Пашки, которые вызывают у нее смесь брезгливости и жалости.
«Семакин тебя любит», — пишет Ленка. «А я люблю другого», — честно признается Настя. И добавляет про себя: а может, все самое прекрасное — это как раз то, что никогда не случится? Все искусство — тоска по недостижимому идеалу.
Сон и пробуждение
Настя засыпает, и ей снится Дмитрий Сергеевич. Во сне он ведет урок литературы вместо Дрыкиной. Читает методичку с казенными фразами про «компетентностно-деятельностный подход» и взрывается: «Я всякой фигне вас учить не буду!». Потом он читает ей Хемингуэя и уводит в мир грёз, полный солнца, вереска и полноты чувств.
Просыпаясь среди ночи, Настя видит за окном хрупкую, «варёную» луну. Ее охватывает отчаяние. Нет, она не согласна с идеей о красоте неслучившегося. Все в мире жаждет осуществиться, произойти, БЫТЬ. И она тоже.
Непоправимое сообщение
Действуя на отчаянном порыве, Настя заходит на страницу Дмитрия Сергеевича. Она долго колеблется, стирает и снова набирает текст. Вспоминает Татьяну Ларину и понимает, что та была неправа: в настоящей любви все и так ясно без слов. Но если он не отвечает взаимностью, значит, не судьба. Правда, есть и другие преграды: он — учитель, она — ученица, разница в возрасте, общественное осуждение. Но, возможно, он просто думает о ней, о ее будущем?
Перелистывая его фото — смешные, неформальные, — и слушая Шопена из его плейлиста, Настя набирает три слова и девять букв: «Я вас люблю». И отправляет. Ощущение непоправимости. И тут же в окне чата появляются три точки: «Дмитрий печатает вам сообщение». Бегство в неслучившееся окончено. Что-то важное уже случилось.
Урок и разговор
Утро приносит панику и стыд. Настя пытается симулировать болезнь, чтобы не идти в школу, особенно на физику, но мать непреклонна. На уроке Дмитрий Сергеевич ведет себя как ни в чем не бывало. Спросив Настю о сопротивлении проводника, он получает в ответ смущенную и неуместную шутку про «проводницу». Класс хохочет. Настя, в смятении, выбегает из класса, услышав его просьбу остаться после звонка.
Вернувшись, она, не глядя на него, начинает несвязно оправдываться, тараторить о стрессе и о том, что сразу удалила страницу, увидев, что он начал отвечать.
— А зря, — тихо говорит Дмитрий Сергеевич.
Этот ответ переворачивает все. Настя замирает. Он признается, что тоже написал что-то, чего не должен был, и говорит, что Настя, которая все чувствует острее других, должна его понять. И она понимает. Ее охватывает безумная, детская радость. Она начинает строить планы об индивидуальных занятиях по физике, отпускает двусмысленные шутки про «опыты» и «взаимодействие тел», сама себе ужасаясь, но не в силах остановиться. Он мягко останавливает ее. Они договариваются, что она будет ходить на его электив по средам.
Настя вылетает из кабинета окрыленной. Она радостно кричит директрисе, что встала на путь исправления и будет сдавать физику и литературу, на ходу цитируя Цветаеву. Мир кажется ей распахнутым и дружелюбным.
Почти счастливое время
Проходит время. По средам — счастье общения, по четвергам — ненавистные занятия с Дрыкиной, которая в ярости от успехов Насти. Настя хорошо сдает пробные экзамены. Дмитрий Сергеевич начинает провожать ее домой через парк. Весенний воздух кружит голову. В один из таких вечеров Настя спрашивает о его личной жизни в ближайшие два с половиной года (столько ей осталось учиться). Он честно соглашается, что она, вероятно, будет. Настя в отчаянии, но он напоминает, что это «всего лишь аморально», а совращение несовершеннолетней — куда серьезнее. В шутливую обиду Настя закидывает его мокрыми снежками.
Крушение
Идиллия рушится в последней четверти. На уроке физкультуры мяч улетает за забор. Двое одноклассников, Белкин и Киреева, бегут за ним и возвращаются с обугленными остатками классного журнала, который таинственно пропал еще в первой четверти. Приносят они и Настину старую тетрадь по литературе, намекая, что это она сожгла журнал, чтобы скрыть двойку. Насти в тот день не было в школе, она болела, но это не имеет значения.
В кабинете директора — déjà vu. Те же лица, те же обвинения. Настя молчит, не желая ябедничать на одноклассников. Ее мать беспомощно пытается защитить дочь. Итог предрешен: протокол о переходе на семейное обучение. Дмитрия Сергеевича на совете нет. Его уволили чуть раньше за «неосторожный опыт» и прогулы педсоветов.
Больница и надежда
Настя оказывается в больнице. К ней приходит Дмитрий Сергеевич. Он говорит, что будет ее «вытаскивать».
— За волосы? — спрашивает она, лежа под капельницей.
— Если надо, буду и за волосы, — отвечает он. И в этих словах — не обещание романтического спасения, а суровая решимость взрослого человека, который взял на себя ответственность за того, кто ему дорог. Это не конец истории, а ее новая, трудная глава.
#рассказ
#школа
#подростковый возраст
#любовь и дружба
Еще по теме здесь: Отношения.
Источник: Физик и лирика.