Настоящее: Жизнь в осаде памяти
Прошли годы, но я не веду им счет. Моя жизнь превратилась в непрерывную оборону. Я выживаю, сохраняю рассудок, но состарилась, кажется, за один миг — с того самого дня, когда в последний раз осмелилась взглянуть на свое отражение. Я знаю, что монстр, живущий во мне, только и ждет этой слабости. Если я замешкаюсь у зеркала, кошмары оживут, и новый приступ неминуем. Каждую секунду я подавляю настойчивые попытки памяти воскресить прошлое. Образы нашего милого дома, любимых сестер, родителей — они так и манят меня вернуться в тот мир, где всем было так хорошо. Но я методично стираю их лица, делаю безликими силуэтами. Малейшая деталь, одно теплое воспоминание — и эмоции сметут все барьеры. Тогда снова последуют клиники, врачи, беспамятство. Нет! Я фокусируюсь на нейтральном: вот окно, вот кровать, за окном — улица. Внутри меня должно быть пусто.
Прошлое: Золотой век семьи
Наша жизнь в огромном доме была пронизана любовью. Мы, три сестры, родители и няня, существовали в своем идеальном мире. Папа уходил на работу, а мы целыми днями играли, учились с домашними учителями, перенимали у мамы домашние премудрости. Они вкладывали в нас все самое светлое, своим примером учили любви и уважению — друг к другу, к природе, к людям. Каждый вечер был праздником: мы по очереди дежурили у окна, высматривая папу. Тот, кто первым видел, как открывается калитка в высоких воротах, с радостным криком бросался к входной двери. За ним неслись остальные, а папа, большой и сильный, спешил через сад навстречу этому вихрю детского счастья. Выходные мы проводили вместе на природе. Папа учил нас видеть красоту мира, рассказывал о его хрупкости. Особенно запомнились вечера у костра с его историями — то о старине, то страшными байками, от которых мы визжали и крепче прижимались друг к другу в темноте.
Однажды он принес с работы щенка со сломанной лапой. Мы все наперебой хлопотали над ним, а папа, сияя, говорил: «Только милосердие может спасти этот мир!». Мы видели, как он украдкой смахивал слезу умиления. У меня были две старшие сестры и одна младшая, совсем крошка. Их имен я теперь не называю — это часть того, что нужно забыть.
Детство казалось вечным. То, что было до твоего рождения, воспринимается как данность. Наша семья и наше счастье существовали всегда — так мне казалось. Ничто не могло их разрушить. На самом деле эта идиллия длилась около двенадцати лет. Столько было старшей сестре, когда все рухнуло.
Разлом: День, когда исчез отец
Утро началось как обычно: мы шумной гурьбой провожали папу через сад к воротам. Но за ними ждал не служебный автомобиль, а неприятная черная машина и несколько суровых мужчин. Наш большой, добрый папа вдруг сгорбился, улыбка застыла. Он бросил на нас странный, беспомощный взгляд и прошептал: «Идите в дом!». «Пап, а попрощаться? Ты же нас не обнял!» — запротестовали мы. Он наспех обнял всех, снова велел бежать и вышел за калитку. Последнее, что осталось в памяти, — запах его любимого кожаного плаща, который он носил почти всегда. Мы закрыли калитку, услышали хлопок дверцы, и машина уехала. Детская уверенность в незыблемости нашего мира была так сильна, что мы не придали этому значения.
Но мама отреагировала иначе. Услышав наш рассказ, она побледнела, у нее задрожали руки. Весь день мы ее не видели. В дом впервые поселилась тревога, он стал хмурым и чужим.
Новая реальность: Жизнь в ожидании
Началась жизнь без папы. Мама целыми днями сидела в гостиной напротив телевизора, делая вид, что смотрит его. Но ее взгляд был пустым и отсутствующим, она не замечала нас, почти не ела. Мы стали тихими, понимая, что случилось что-то ужасное, но не смея спрашивать. Телевизор бубнил бесконечными заседаниями и совещаниями, переключать каналы мы боялись.
И вот однажды краем глаза я увидела на экране папу. От волнения перехватило дыхание. Я собралась с духом, чтобы крикнуть сестрам, но взгляд на маму остановил меня. Ее лицо оставалось каменным. А в это время торжественный, леденящий голос за кадром вещал:
«…Он получил прозвище «палач режима». Лично пытал и казнил более семисот мирных людей. В качестве вещественного доказательства суду представлен плащ, сшитый из человеческой кожи, который был на подсудимом во время ареста…» На экране крупным планом показали тот самый, папин любимый плащ. Я снова почувствовала его запах. Голос продолжал: «Вина этих людей заключалась лишь в том, что их внешность не соответствовала стандартам преступного режима! Подсудимый, ваше последнее слово!»
Кошмар: Лицо монстра
Камера приблизилась. Отец стоял во весь рост, но это был не он. Его лицо исказила злоба, в глазах горел нездоровый, звериный блеск. Он часто дышал. «Я жалею только об одном! — прорычал он, задыхаясь от ненависти. — Что мне отвели так мало времени, чтобы найти и уничтожить всех этих недоразвитых ублюдков, недостойных жить на одной планете со мной!» И затем он резко перевел взгляд прямо в камеру. Прямо на меня.
Я взвизгнула… Прошли годы. Я пытаюсь забыть всех, кого любила. Я не могу их увидеть, не могу совладать с собой. Ведь крупица этого монстра, должно быть, есть во взгляде каждой из нас.
Max Postman
2021
Стоит еще зайти сюда: Психология.
Источник статьи: Идиллия.