Посетители Русского музея неизменно замирают перед монументальным полотном Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Картина изображает трагическую гибель древнеримского города, погребенного под пеплом Везувия в августе 79 года нашей эры. Под слоем лавы и вулканического пепла оказались не только здания, храмы и улицы, но и тысячи жителей, не успевших или не пожелавших покинуть свои дома. Многие просто не могли поверить, что катастрофа примет столь чудовищный масштаб.
Трагедия, открытая раскопками
Археологические раскопки, начатые в XVIII веке, позволили восстановить страшные детали последних мгновений Помпеи. В одном из переулков под трехметровым слоем пепла были найдены останки людей, застывших в позах отчаяния и покоя: девушка в вышитых сандалиях, почтенная матрона, словно уснувшая, и могучий мужчина, тщетно пытавшийся выбраться. Жрецы храма Исиды, застигнутые за трапезой (о чем свидетельствовали рыбные кости и яичная скорлупа на столе), бросились спасать статую богини и священную утварь. Один из них пал, неся тяжелый мешок с реликвиями, другие, подобрав рассыпавшиеся сокровища, бежали к форуму, где и нашли смерть под рухнувшей колонной. Лишь немногим удалось укрыться в доме, но и они, вероятно, погибли от удушья. Эту драму позже гениально описал Александр Пушкин, вдохновленный уже самой картиной Брюллова. Но как же родился замысел этого великого полотна?
Рождение замысла: путешествие в прошлое
Идея картины возникла после посещения художником раскопок Помпеи в компании мецената Анатолия Демидова, наследника уральских заводов. Увидев останки некогда процветающего города, Брюллов испытал глубокое потрясение и острое сострадание к людям, погибшим от слепой ярости стихии. Он загорелся желанием запечатлеть на холсте момент, когда катастрофа настигает жителей врасплох. Энтузиазм художника передался Демидову, который пообещал финансировать работу, а по ее завершении — выкупить полотно. Для молодого Брюллова, стажировавшегося в Италии как пенсионер Петербургской Академии художеств, это была уникальная возможность, хотя материально он и не нуждался, получая выгодные портретные заказы от русской знати. Теперь перед ним стояла главная творческая задача: как воплотить столь грандиозный замысел.
У истоков мастерства: школа Рафаэля
К тому времени 28-летний Брюллов уже имел серьезный опыт, скопировав фреску Рафаэля «Афинская школа» из Ватикана. Эта работа, изображающая более 50 фигур, объединенных в гармоничное целое, стала для него школой композиции и масштаба. Современники отмечали, что «русский оживил Рафаэля», а сам художник восхищался в шедевре совершенством «композиции, связи, действия, выражения». Это глубокое изучение мастерства гения через копирование подготовило Брюллова к созданию собственного большого полотна. Однако поиски подходящего сюжета на библейские или мифологические темы его не удовлетворяли. Решающую роль сыграл совет старшего брата Александра, архитектора, посетившего раскопки и настоявшего на том, чтобы Карл тоже увидел Помпеи.
В поисках вдохновения: от Рафаэля до Тинторетто
Как вспоминал русский дипломат князь Гагарин, Брюллову была нужна «великая идея и большой холст». Впечатления от Помпеи, усиленные популярной в то время оперой Паччини «Последний день Помпеи», дали ему тему. Но художник искал и образец для изображения массовой драмы, смятения толпы перед лицом смерти. Таким образцом стала фреска Рафаэля «Пожар в Борго», под влиянием которой были созданы первые эскизы. Позже Брюллов признавался: «Для написания «Помпеи» мне надо было пристально вглядеться в великих мастеров». С этой целью он прерывал работу и ездил в Болонью и Венецию, изучая колорит Тициана и динамичные ритмы Тинторетто. Искусствоведы полагают, что именно влияние Тинторетто помогло Брюллову достичь глубины и драматизма в своей картине.
Композиционное новаторство и историческая достоверность
В композиции «Последнего дня Помпеи» Брюллов проявил себя как новатор: центр полотна не занят фигурами, а верх свободен от архитектуры, что создает ощущение огромного пространства и масштаба катастрофы. Ощущение разбушевавшейся стихии мастерски передано через небо, рассеченное вспышкой молнии. При этом художник стремился к максимальной исторической точности. Он тщательно изучал артефакты в музее Неаполя, предметы быта, свидетельства очевидцев. Благодаря этому даже мелкие детали, будь то шкатулка с драгоценностями, выпавшая из опрокинутой колесницы, или масляный подсвечник в руках девушки, выглядят невероятно достоверно.
Галерея человеческих судеб: герои на краю гибели
На полотне Брюллов создал целую галерею человеческих типов и реакций на катастрофу. Справа изображена «группа Плиния»: юноша, пытающийся поднять мать, которая умоляет его спасаться в одиночку; рядом — жених с потерявшей сознание невестой на руках. Слева — два сына несут престарелого отца. На переднем плане — душераздирающая сцена: ребенок ползает рядом с телом умершей матери. В левой части картины мы видим женщину (чьи черты напоминают возлюбленную Брюллова, графиню Юлию Самойлову), обнимающую двух дочерей. Рядом с ними — христианский священник с кадилом, бесстрашно взирающий на падающих языческих идолов. В глубине — толпа на ступенях гробницы, охваченная паникой. Особенно выразителен образ молодой женщины с сосудом на голове, чей взгляд, полный осознания обреченности, обращен прямо на зрителя. Каждая группа, каждый жест тщательно выверены и связаны в единое композиционное целое, объединенное общим ритмом и светом вспышки молнии.
Триумф и признание: «эпопея» в красках
Брюллов работал над картиной около шести лет. Когда в 1833 году она была впервые выставлена в Риме, а затем в Милане, успех был ошеломляющим. Итальянская публика встретила полотно с восторгом, воспринимая Брюллова как национального героя. Пресса называла его гением, равным величайшим мастерам. В Париже картина была удостоена Золотой медали Французской академии искусств. В 1834 году владелец полотна Анатолий Демидов преподнес его в дар императору Николаю I, и оно заняло место в Эрмитаже. Николай Гоголь посвятил шедевру восторженную статью, отмечая «необыкновенную многосторонность и обширность гения» Брюллова. Английский писатель Вальтер Скотт, посетив мастерскую художника, сказал: «Я ожидал увидеть исторический роман. Вы создали много больше. Это – эпопея…». Строки поэта Евгения Баратынского точно определили значение картины: «И стал «Последний день Помпеи» для русской кисти первым днем». Полотно Брюллова, рожденное на стыке скрупулезного историзма, мощной фантазии и высочайшего живописного мастерства, навсегда осталось в истории искусства как неумирающая эпопея человеческого духа перед лицом неумолимой стихии.