Интерьер всегда балансирует на грани между личной свободой и коллективными нормами. С одной стороны — это пространство для самовыражения субъекта, с другой — оно неизбежно подчиняется общим правилам и тенденциям. Этот процесс можно рассматривать как формирование особой философии быта, где практичность и функциональность становятся императивом. Некоторые мыслители, подобные Дьёрдю Лукачу или Жоржу Батаю, могли бы назвать это интеллектуальным мещанством, ведущим от гипертрофированной субъективности к своеобразному «индивидуальному террору». В условиях современной цивилизации возникает сложный вопрос: как с помощью эстетичных предметов обстановки скорректировать или выразить наши подлинные чувства?
Дом как машина времени и исправительное учреждение
Интерьер позволяет нам переживать время как историю. Он аккумулирует и архивирует стили, настолько уплотняя их, что человек может почувствовать себя античным героем, преодолевающим временные границы. Вспомним классику: огромные обеденные столы, сервированные изящным английским фарфором, стены, украшенные полотнами Джотто или Боттичелли. Можно даже пошутить, выбрав «Рождение Венеры» в качестве десерта — правда, это будет путаницей эпох и жанров.
В то же время дом можно рассматривать как своеобразное исправительное учреждение, где красота служит инструментом для удержания человеческих фантазий в определенных рамках. В такой излишне упорядоченной среде подлинным, стихийным чувствам часто не находится места. Царит культ вежливости: «извините», «пожалуйста», «мерси». А вот искреннего порыва можно и не дождаться. Зачем копить репродукции Микеланджело или Руссо? Современность диктует потреблять Дали и Пикассо! А что делать с Малевичем и его «Черным квадратом» или скандальными инсталляциями? Мы живем сегодня, в уверенности, что прошлое не вернуть, а будущее не гарантировано. Поэтому мы стремимся радоваться настоящему, иногда даже через деконструкцию пространства. Идея, просуществовавшая сорок лет, по логике такого подхода, должна уступить место новым концепциям.
Минимализм: общественный договор или технологическая новинка?
Я вижу минимализм как своеобразный общественный договор между личностью и властью, а также как рационализацию культурных предложений. В этом смысле он является технологической новинкой. Его современная миссия — приучить разум к красоте, не ограничивая при этом спектр возможных чувств и переживаний.
Зародившись в 1960-е как продукт западного рационализма и продолжая траекторию модернизма, минимализм долгое время воспринимался как идеально отточенное орудие, призванное разрушить крепость классической европейской культуры. О его стратегической важности говорит уже то, что в его создании изначально применялись передовые технологии, более характерные для инженерии, чем для искусства.
Изначально термин «минимализм» был воспринят буквально, как призыв к максимальной экономии ресурсов, сил и средств. Многие дизайнеры, возможно, без злого умысла, пропагандировали его именно в этом ключе. Яркий пример — работа Росса Лавгроува, выдающегося английского дизайнера XXI века. Его коллекция для ванной комнаты (аналогичные идеи он разрабатывает и для кухонь) создана с использованием минимального количества материала, производственных мощностей и упаковки, а также направлена на сокращение расхода воды. Казалось бы, это и есть идеальный манифест минимализма — великий пост для человеческого воображения, необходимый для нового творческого рывка.
Иллюзия экономии и реальность роскоши
Однако такая прямолинейная трактовка была поставлена под сомнение, когда я столкнулся с реальными воплощениями стиля. В книжных магазинах Лондона, Парижа и Барселоны книги о минимализме содержали больше изображений, чем текста — посыл был ясен: «не читай, смотри». Еще более показательным стал опыт посещения выставки в Милане, где была представлена кухня фирмы STRATO стоимостью около 250 000 евро. При ее изготовлении использовались дерево, камень и секретный суперметалл для окантовки. В этом образе не было и намека на ущербность или экономию. Наоборот, это был праздник инновационных идей и высоких технологий. Возник закономерный вопрос: где же здесь тот минимализм, который я понимал как «благородство экономии»?
Двойственная природа стиля
Сегодня минимализм можно рассматривать как постмодернистское явление, где породивший его западный рационализм присутствует уже не как составная часть, а как исходная предпосылка. На этот стиль можно смотреть с двух противоположных точек зрения: субъективной (эмоциональной) и объективной (рациональной). Оба подхода законны, но между ними почти нет общего.
Субъективист может увидеть в минимализме попытку ограничить личную свободу. Если модернизм состоит из актуального (выражение субъективности) и вечного (связь с историей), то актуализация повседневности могла исказить баланс между временным и вечным. Чтобы усиливающаяся субъективность не подавляла объективную истину, понятие «актуальности» и было связано с идеей экономии, навязывая стиль, который дисциплинирует фантазию.
Интерьер дома остается одной из немногих ниш, где субъекту позволено творить относительно свободно. Однако и эта свобода сегодня все чаще понимается как стиль конечного результата, который может быть предсказан с математической точностью благодаря возможностям современных технологий. Таким образом, минимализм оказывается не просто эстетикой пустых пространств, а сложным диалогом между свободой личности, давлением общества, экономическими императивами и безграничным потенциалом технологического прогресса.
Заброшенный в действительность в начале 60-х годов катапультой западного рационализма, минимализм, движущийся дальше по траектории модернизма, долгое время казался идеально спланированным каменным ядром, призванным уничтожить оказавшуюся в осаде классическую крепость европейской культуры, для стен которой сиюминутного пороха модернизма было уже недостаточно. О том, что минимализм планировался как новое оружие с долгой перспективой, свидетельствует хотя бы тот факт, что в его устройстве изначально были использованы новейшие технологии, которые обычно не применялись в стилистических разработках, а были доступны лишь создателям современной техники.
Поэтому, путаясь вначале в лингвистических терминах, минимализм приняли как слово, дескать, потребителям предлагается новая версия сегодняшнего дня, основным лозунгом которой должна стать максимальная экономия сил и средств. Уже тогда, при абсолютном доверии к слову, можно было почувствовать за сказанным некий смысловой подвох или недоговоренность. Но мы упорно продолжали принимать минимализм за ведущую к всеобщему благу экономию. Более того, многие дизайнеры и вещей, и интерьеров сознательно или без злого умысла тоже проводили пропаганду минимализма как разумной экономии.
Росс Лавгроув, величайший английский дизайнер XXI века, довел эту идею, казалось бы, до логического окончания. Его коллекция для ванной комнаты, кстати, он также думает и о кухне, создана «с использованием минимального количества материала, минимального объема производственных мощностей, минимального количества упаковки и ориентирована на сокращение расхода воды». Ну чем не манифест для минимализма?! Такое впечатление, что минимализм появился как великий пост человеческого воображения только затем, чтобы фантазии набрались внутренних сил перед тем как пуститься в очередной загул человеческой изобретательности.
Однако столь прямолинейная трактовка нового, актуального и очень популярного стилистического явления в очередной раз подверглась сомнению, когда в магазинах Лондона, Парижа и Барселоны я стал искать книги по минимализму. Сказанного - немного, преобладают рисунки и фотографии - дескать, не надо слушать, надо смотреть. Более того, кажется, два года назад, на выставке в Милане мне пришлось побывать на презентации кухни фирмы STRATO стоимостью примерно 250 тыс. евро.
При ее изготовлении применялись не только дерево и камень, но и в качестве окантовки какой-то секретный суперметалл. В стильном образе кухни совершенно не чувствовалось ущербности каждодневной экономии. Наоборот, это было пиршество новых идей и новых технологий, о которых, бесспорно, когда-нибудь напишут книгу. Подумалось в очередной раз - и где же тут минимализм с моим убогим представлением о нем, как о благородстве экономии?!
Да, мы, конечно, можем говорить о минимализме как о постмодернистском явлении, где западный рационализм, его породивший, уже не присутствует в качестве составляющей части, а представлен в виде предпосылки на уровне планирования. Минимализм можно рассматривать как с точки зрения субъективных эмоций, так и с точки зрения объективного разума. И то и другое рассмотрение, и та и другая критика будут естественны и закономерны. Но между ними нет и быть не может ничего общего или даже похожего друг на друга.
Субъективизм может рассматривать минимализм как попытку ограничить свою свободу. И действительно, если считать, что модернизм состоит из двух частей: актуального, где выражается субъективность, и вечного, с помощью которого индивидуальный творческий всплеск может только и быть пристегнут к заманчивой цепочке истории. Так вот, актуализация повседневности могла привести к искажению пропорций между временным и вечным в структуре модерна. И дабы усиливающаяся субъективность не притесняла истину объективности, было и решено связать понятие «актуальности» с инъекцией экономии, навязывая новый стиль, принуждающий фантазии к объективной ограниченности.
Интерьер в доме - это та небольшая ниша, в которой субъекту позволено еще творить достаточно свободно, если, конечно, понимать свободу действий как стиль конечного результата, предсказанного еще до творческого озарения с математической точностью возможностями современной технологии.