Бегство в степь
В цыганском таборе, среди ночной тишины, старый цыган не находит покоя. Он ждёт свою дочь Земфиру, которая отправилась гулять в пустынное поле, привыкшая к вольной жизни. Наконец она возвращается, а за ней следует незнакомый юноша. Земфира представляет его отцу: «Отец мой, веду я гостя. Его зовут Алеко — он хочет быть как мы цыганом. Его преследует закон». Молодой человек, беглец из мира «душных городов», ищет пристанища и свободы. Старик принимает его под свой кров.
Жизнь табора и тоска изгнанника
С рассветом табор снимается с места. Картина кочевья полна жизни и движения: шум, цыганские песни, рёв медведя, лай собак, пестрота лохмотьев. Всё здесь «скудно, дико, нестройно», но при этом «живо-неспокойно» и чуждо «мёртвой неге» и «праздной жизни» оставленного Алеко мира. Однако сам беглец, несмотря на обретённый простор и любовь черноокой Земфиры, погружён в печаль. Он — «птичка беззаботная», изгнанник, не знавший надёжного гнезда. Его душа, некогда игравшая страстями, теперь кажется уснувшей, но это затишье обманчиво.
Земфира пытается понять его, спрашивая, не жалеет ли он об оставленном. Алеко с презрением отвергает мир, где люди «торгуют волею своей» и «просят денег да цепей». Земфира романтизирует ту жизнь — «огромные палаты», «шумные пиры», но Алеко уверен: «где нет любви, там нет веселий». Мудрый старик, слыша этот спор, замечает, что не всякому дано принять истинную свободу, и рассказывает легенду об одном изгнаннике, который так и не смог забыть родину и с тоской умер на чужбине. Эта история заставляет Алеко задуматься о бренности славы и вечности простой, дикой жизни.
Трещина в раю
Проходит два года. Алеко внешне вжился в быт табора: водит медведя, делит с цыганами их нехитрый хлеб. Но покой обманчив. Однажды ночью Земфира, качая люльку, напевает старинную песню о «старом муже, грозном муже» и о любви к другому, «свежему, как весна». Алеко слышит в ней намёк на себя и требует замолчать. Земфира дерзко признаётся, что песня действительно про него, и уходит. Старик успокаивает зятя, говоря, что это просто песня, которую певала его покойная жена Мариула, но в словах звучит тревожное предзнаменование.
Ночью Земфира будит отца, говоря, что Алеко стонет во сне. «Его любовь постыла мне. Мне скучно; сердце воли просит», — признаётся она. Проснувшемуся Алеко, мучимому кошмарами, она советует не верить снам. «Ах, я не верю ничему: ни снам, ни сладким увереньям, ни даже сердцу твоему», — отвечает он, полный мрачных предчувствий.
Урок мудрости и яд ревности
Оставшись наедине с Алеко, старик пытается образумить его, сравнивая сердце молодой женщины с луной, которая светит всем и ни на чём не останавливается надолго. Чтобы утешить, он делится своей историей: его жена Мариула ушла с другим табором, бросив его с маленькой Земфирой. Алеко в ужасе спрашивает, почему старик не отомстил. «К чему? Вольнее птицы младость. Кто в силах удержать любовь?» — философски отвечает цыган. Но для Алеко, воспитанного в мире «законов» и «прав», такая покорность немыслима. «Нет, я не спорю. От прав моих не откажусь!» — заявляет он, и в его словах звучит смертельная угроза.
Кровавая развязка
Предчувствия сбываются. Земфира встречается с молодым цыганом. Алеко, проснувшись ночью, идёт по её следам и настигает влюблённых. В приступе бешеной ревности он закалывает соперника, а затем и Земфиру, которая, умирая, успевает проклясть его и сказать: «Умру любя».
Изгнание из рая
Утром табор находит Алеко сидящим над двумя трупами. Цыгане хоронят убитых, а затем старик обращается к убийце со словами, которые становятся приговором не только ему, но и всей его философии: «Оставь нас, гордый человек. Мы дики; нет у нас законов. Мы не терзаем, не казним… Но жить с убийцей не хотим. Ты для себя лишь хочешь воли». Алеко, искавший свободы среди «детей природы», оказывается изгнан из этого мира, потому что принёс в него свои «законы» — собственническую страсть, ревность и право на месть.
Эпилог: нет счастья и в воле
Поэма завершается горьким размышлением рассказчика, который когда-то бродил среди цыганских таборов. Он понимает, что и в этой, казалось бы, идиллической вольной жизни нет счастья. «И ваши сени кочевые в пустынях не спаслись от бед. И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет». Свобода не защищает от бурь человеческого сердца, а страсть может быть разрушительной как в «душном городе», так и под звёздным небом степи.
#цыгане #цыганский табор #поэма цыгане #пушкин #отношения и любовь
Еще по теме здесь: Отношения.
Источник: Цыгане.