Чтоб в замке поддержать веселье, искуснейшие менестрели, пленяя пеньем и игрой, собрались пестрою толпой. Гостям готовят развлечения по силе своего уменья певцы, рассказчики, танцоры, и акробаты, и жонглеры.
Неизвестный французский поэт. XII век В Средние века в русле развития непрофессионального танца на первый план выходят его катарсическая функция и функция общения. Танец становится подчас единственным способом выражения, выплеска несанкционированных, социально-нежелательных, в том числе сексуальных, эмоций, средством нерегламентированного общения. Также средневековый танец — один из основных элементов карнавальной культуры. Наряду с профессиональными танцорами (буффонами, жонглерами, фиглярами) на площадь выходят люди всех возрастов, званий и сословий. Всенародные карнавальные действа являлись «законной отдушиной для человека», в них «заявляла о себе полнокровная, естественная и неистребимая радость бытия». Известны случаи маниакальной одержимости танцем. Во время христианских праздников люди внезапно начинали петь и танцевать у храмов, мешая проходившей там службе. В Германии эти безумные танцы назывались «плясками святого Витта», в Италии — тарантеллой. Известен также «танец смерти», распространившийся в Европе в XIV веке в периоды эпидемии чумы.
Танец Средневековья многолик — это народные танцы, сопровождавшие проведение всех праздников в городах и деревнях и тесно связанные с трудовой деятельностью крестьян и ремесленников. Так, французский народный танец бранль (участники танцуют, держась за руки и образуя закрытый круг), родившийся в эпоху раннего Средневековья, первоначально назывался «бранль прачек» или «бранль башмачников». Тот же жизнерадостный бранль исполнялся и аристократами во время балов, маскарадов и турниров, но манера его исполнения стала другой: более чопорной, торжественно-церемониальной, менее темпераментной. Танец бранль считается первоисточником бальных танцев. И хотя жестких различий между придворным танцем и танцем народным пока нет, все же народный танец продолжает оставаться импровизированным, более спонтанным, а придворный танец формализуется, большое значение приобретают различные танцевальные фигуры, построения. С появлением первых учителей танцев придворный и народный танцы разделились навсегда. Они по-прежнему будут влиять один на другой, но их цели стали различными.
Кроме народных и светских танцев, относящихся к танцу непрофессиональному, в Средневековье особое место занимает танец профессиональный, носителем которого были жонглеры. Они пели, водили обезьян, разумеется, жонглировали и танцевали: руководили танцами и на селе, и в замке, организовывали процессии и во время церковных празднеств, и при дворе, обучали танцам и знать, и простых людей.
Остановимся на двух примерах, иллюстрирующих двойственное отношение к танцу в эпоху Средневековья. Первый пример — это танец Саломеи, который дошел до нас благодаря многочисленным миниатюрам и легендам. Согласно евангельскому преданию, страстный танец падчерицы царя Ирода Саломеи послужил причиной мученической смерти Иоанна Крестителя: «Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала пред собранием и угодила Ироду; посему он с клятвою обещал ей дать, чего она ни попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя». В средневековую эпоху образ Саломеи стал хорошим примером для нравоучений, а ее экстатический танец — символом одержимости дьяволом. Отношение к жонглерам (а танец Саломеи — это как раз танец жонглерессы) как к носителям темных, демонических сил существовало до XIII века. Но «двумирная» средневековая культура породила еще одну легенду о жонглере, который своим искусством сумел восславить Богоматерь: «Твой да не будет взор суров. Я лучшие из номеров тебе как дар мой принесу: пройдусь, подобно колесу; ты узришь за скачком скачок, какие делает бычок, когда пред матерью играет. Пусть кто меня и презирает, я большим славить не умею. Но все — тебе, все, что имею»... И, ноги вскинув, танцевать стал на руках он, призывать, не преставая, милость Девы» (повесть XIII века «О жонглере Богоматери»). По легенде, после того, когда измученный танцор упал у подножия алтаря, он был удостоен величайшей из всех наград — с небес к нему спустилась Дева Мария и платком вытерла пот с его лица.
В заключение позволим себе привести обширную цитату, которая содержит неожиданную интерпретацию этой легенды и перемещает акцент с психологических на социокультурные функции танца: «Если бы этот жонглер был историческим лицом, мы могли бы назвать его первым гением танца. Сделать из профессии, служившей только потехой зрителю, только унизительным "ломанием" из-за куска хлеба, средство для выражения вершин средневековой мысли (поклонение Богоматери — высший порыв средневековой души) — это гениально своей неожиданной новизной. И жонглер был бы первым профессионалом, поднявшим свой танец до уровня полного человеческого достоинства". Но наш жонглер — поэтическая фикция, и много веков будет еще расти европейская культура, пока профессиональный виртуозный танец завоюет возможность воплощать передовую идеологию своего времени» (Ю. Гнесина).