Четвертая чакра называется «анахата», что на санскрите означает «непобедимая». Она располагается на уровне сердца, в восьмом шейном позвонке. Эта чакра связана с присутствием воздуха в теле человека и осязанием. Она управляет горизонтальным сегментом человеческого тела, ограниченным точкой, расположенной на уровне ключиц, и точкой, расположенной примерно двумя пальцами выше солнечного сплетения. Переход от манипуры к анахате сложен.
Переходя через область диафрагмы, человек переходит из притвора во внутренний зал храма тела. Делая этот шаг, человек начинает осознавать, что самосуть лежит за пределами определения, что она постоянно меняется, все время приспосабливаясь к постоянно меняющемуся спектру возможностей. То, какова самосуть в каждый отдельный момент, определяется энергетическим уровнем человека и создаваемыми внутренним и внешним миром обстоятельствами, с которыми человек должен согласовываться.
Сердечная чакра связана с состраданием и целительством. Работая на полную мощность, она излучает энергию ярко-изумрудного цвета. По своей верховной сути сердечная чакра — источник света и любви, не только человеческой любви, но и неземной, святой любви, которую Новый Завет поэтически называет «реками живой воды».
Ледбитер сказал, что сердечная чакра в пробужденном состоянии «наделяет человека могуществом вместе с другими астральными сущностями переживать их вибрации, что позволяет ему инстинктивно и в некоторой мере понимать их чувства» [3]. Это просто другими словами высказанная мысль о том, что человек с открытым сердечным центром приходит к умению чувствовать энергетические поля и атмосферы.
Более того, через открытый анахата-центр, испуская из него энергию, можно оказывать положительное воздействие на чужие поля. В этом заключается и целительная способность этой чакры. Объединенным усилием сердечного центра и аджна-центра (третьего глаза) можно испускать энергетические лучи на других людей, и эта энергия будет оказывать на них целительное воздействие.
Вилочковая железа расположена чуть выше сердечной чакры. Она отчасти управляет иммунной системой физического тела, и при нарушении деятельности, сердечной чакры нарушение произойдет и в работе вилочковой железы. Вследствие этого нарушается работа иммунной системы.
Сердечная чакра — ворота астрального тела, и с этой точки зрения она может считаться регулятором эмоциональной жизни человека. Сердечная чакра управляет свойствами и взаимовлиянием радости, страдания, страха и гнева. Однако, для того чтобы эти эмоции свободно протекали и нормально высвобождались, эта чакра должна быть открыта и уравновешена с остальными чакрами. Ее ущемленность всегда приводит к искажению эмоций.
Если человек из-за страха перекрывает в себе поток так называемых отрицательных эмоций, они ущемляют нормальное течение и всех остальных эмоций, в том числе и радости, которая при излучении наружу превращается в любовь. И это не все. Если сердечная чакра ущемлена, человеку становится трудно оставаться уравновешенным, потому что энергия не может правильно протекать между физическим и тонкими телами.
В результате из-за того, что ощущения, приходящие из астрального тела через эфирного двойника, не могут попасть в физическое тело, человек теряет связь со своим физическим телом. Онемение физического тела — физическое выражение онемения эмоционального тела и эмоциональной жизни человека.
Классические йоговские источники считают сердечную чакру воротами души. Столетия назад йоги осознали, что через сердечную чакру «Все» в форме «Я есть» может входить в физическое и тонкие тела. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас... Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем».
Именно через сердечную чакру «Все» входит в любую личность со всем ее многообразием. Брат Лоренцо описывает свой опыт по пробуждению анахаты и стяжанию единения со «Всем» посредством любви:
«Я оставил любые формы набожности и любые молитвы, кроме тех, к коим обязывал меня мой сан. И я сделал своим единственным делом пребывание в Его святом присутствии, в котором я удерживал себя одной только внимательностью и всеобъемлющим любящим видением Бога или, если лучше выразиться, ставшей привычной для меня тишиной и тайным разговором с Богом, что часто приносило мне радость и восторг, направленные внутрь, а иногда и наружу — такие необъятные, что мне приходилось находить поводы, чтобы делать их умереннее и не показывать остальным».