Первый раз в жизни Наташа ехала так далеко, да еще на поезде. Интересно было смотреть, как за окном пробегают, привычные взгляду, дальневосточные сопки, как обступает со всех сторон дремучая тайга, проносятся города.
Натка сидела и представляла людей, которые живут в этих городах, как они ходят на работу, встречаются, радуются жизни. Просто живут. Выходила на станциях, вдыхая железнодорожный запах, такой непривычный, и волнующий. Запах новой, неизвестной и счастливой жизни.
Дядя Сережа с радостью наблюдал, как у Наташи просыпается интерес к жизни, покупал ей мороженое на станциях, конфеты. Старался ее порадовать. А Наташка все время, пока поезд катился, вальяжно покачивая свои зеленые бока от Владивостока до Урала, сидела у окна до самой ночи. До тех пор, пока не наступала темнота и только огоньки малюсеньких деревушек проносились мимо. И лишь встречные поезда приветствовали друг друга. Вагон засыпал, дядя Сережа ворчал на нее, а она все равно не отходила от окна, покачиваясь в такт поезду, смотрела и смотрела в ночь, впитывая жизнь.
Уральский город встретил их ранним утром суетой вокзала. Слегка поеживаясь от летней прохлады, они взяли такси. Ехать предстояло долго, через весь город. Таксист оказался пожилой и очень разговорчивый. Он сразу назвал Наташу дочкой и стал рассказывать о себе, о городе, о своей семье.
Наташа почти не слушала и постоянно прерывала его рассказ вопросами, но он не обижался и с удовольствием рассказывал обо всем. Город поразил Натку обилием заводов. Заборы тянулись на многие километры и поражали Натку своим количеством.
Город, такой красивый в центре, на окраине был застроен мрачными домами и заборами.
— А что ты хочешь, — не удивился шофер, Наткиному вопросу, — в школе-то, поди, проходила, что Урал – это кузня России. В войну не до красоты было, понастроили быстро, да многуще заводов эвакуировали из Москвы да Ленинграда к нам. Люди под открытым небом начинали работать, а цеха прямо над ними строили.
Так под водительские рассказы и доехали до училища. Оно оказалось за городом. И выглядело странно: опять высоченный забор, весь затянутый колючей проволокой и солдат у ворот.
И удивительно было, что солдат оказался с автоматом. Будто не училище, а тюрьма.
Натка разволновалась, руки затряслись, и она вцепилась в рукав дяди Сережи:
— Дядя Сережа, миленький, боюсь я! Боюсь!
— Не бойся, Натка, не бойся, худшее уже позади. Здесь хорошее училище, единственное на всю страну, не всех берут сюда. У тебя получится. И я тебя не брошу, буду писать и приезжать к тебе. Все хорошо.
Они зашли на КПП, представились. Солдат посмотрел на Наташу, улыбнулся:
— Ждут уже вас! Сейчас придет преподаватель, — подмигнул заговорщицки Натке, — у нас только красавицы учатся!
Дядя Сережа сурово посмотрел на него и солдат смутился, закашлялся и спрятался в будке.
Минут через пять к ним вышла красивая женщина в штатском. Натка даже забыла, что только что переживала, так удивилась виду преподавателя.
Ведь она представляла, что педагоги здесь суровые, в военной форме и в сапогах. Только таких она и видела в гарнизонах, где служил папа.
А здесь? Красавица с длинными волосами, в красивом платье. Улыбалась и доброжелательно смотрела на Натку, видимо, привыкла уже, что на нее так смотрят. Она погладила, удивленную Натку по голове:
— Привет! Рада с тобой познакомится. Я буду твоим преподавателем. Меня зовут Марина. Давайте вещи, — она обратилась к дяде Сереже, — а вы кто будете?
— Я, я, — дядя Сережа смутился, — я друг ее родителей. Они погибли. Ну вы, — он кашлянул, восстанавливая голос, — вы то должны знать из личного дела.
— Я знаю, — сказала Марина, — просто решила уточнить. Это все? – Марина взяла пластиковый пакет у дяди Сережи, и он еще больше смутился, — ничего, здесь мы обеспечиваем девочек всем и вещами, и косметикой. Пошли, — она взяла Натку за руку и тихонько потянула за собой, не бойся. Тебе у нас понравится. Сейчас с девочками познакомишься.
Натка расплакалась - вот и все! Она сейчас прощается с единственным оставшимся у нее родным человеком. Дядя Сережа обнял ее и зашептал:
— Не плачь, не плачь, девонька. Я не брошу тебя. Писать буду. Все хорошо, — кашлянул еще раз, — иди, ждут тебя. И пиши мне, слышишь, пиши.
Она только кивнула, сказать ничего не смогла. Шагнула и обернулась еще раз из-за колючей проволоки на дядю Сережу. Вспомнила «ты должна быть сильной» и пошла.
Марина немного помолчала, давая время справится с чувствами. Шла рядом, легкой походкой и улыбалась.
Натка каблуки не любила. Да и платья тоже. Но не удержалась, скосила глаза на Марину и спросила:
— Как у вас так получается, ходить?
— О, не волнуйся, — голос у Марины был певучий, плавный, — мы тебя тоже научим. Ты на каблуках не ходить, летать будешь.
— Разве этому в военном училище учат? На каблуках ходить? — удивилась Наташа.
— У нас, Наташа, непростое военное училище. Специальное. И и учат у нас очень специальным предметам, — Марина усмехнулась, — Мы девочек учим быть красивыми, ходить на каблуках, делать макияж, правильно разговаривать, водить машину и многим другим предметам. Но главное, конечно, рукопашному бою и обращаться с оружием. Сегодня познакомишься с девочками своей группы, отдохнешь, а завтра сразу втягивайся в учебу. Подъем рано — в пять. День будет насыщенный, и никаких поблажек, — она строго посмотрела на Наташу.
Пока Марина рассказывала, они дошли до приземистого здания.
— Ну вот, — сказала Марина, — это ваше общежитие или казарма, как хочешь. Пока вы живете все вместе, в одной комнате. Группа у вас небольшая, всего десять девочек. Все, как и ты сироты. Мы других не берем. Там, — Марина показала в дальний угол комнаты, — там душевые и гардеробная. Вещи свои оставь здесь и пойдем, подберем тебе одежду и получишь всякие мелочи.
Место, куда Марина привела Наташу, больше напоминало магазин:
— Я тебя оставляю. Это Мария Васильевна, наш кладовщик. Она тебе подберет все необходимое по списку, — она остановила Натку жестом, — она знает, не волнуйся. Потом принесешь все в общежитие и устраивайся в свободном гардеробе.
Мария Васильевна ласково улыбнулась Натке:
— Поди и не видела столько добра-то бабского? Пойдем, пойдем, много чего надо подобрать.
— Мария Васильевна! А что за училище такое чудное? Я думала военное, а здесь, Марина сказала красится учат, одеваться. Странно. И потом, почему, она Марина?
— Как почему, зовут ее так.
— Нет, не так спросила, в армии, у меня папа майор, был… — спохватилась Натки и горестно вздохнула, — был… в армии по имени не обращаются.
— Да не вздыхай так, у нас все девчонки здесь сироты. Ты хоть родителей знаешь. А многих просто с улицы подобрали. Да познакомишься еще, хорошие все, — Мария Васильевна, похлопала Натку по плечу, — не грусти. Пойдем. Смотри сколько всего здесь. Потом еще и косметику выберем! А Марина она, потому что здесь каждый преподаватель сам решает, как к нему обращаться. Да увидишь потом. Пошли. Надо юбки выбрать, платья для занятий, спортивный костюм, обувь всякую, да за раз-то поди, не утащишь…
Склад очень удивил Наташу. Длинные ряды всякой одежды, платья, юбки, брюки, разных размеров и фасонов. Еще больше Наташу поразил обувной склад. Перемеряла несколько пар, за всю ее небольшую жизнь, у нее никогда не было столько красивых туфель. И что удивительно, на складе была обувь только на высоком каблуке, спортивная и военные ботинки. Провозились она с Марией Васильевной до самого вечера:
— Ой, в столовую-то, опоздаешь, голодная поди!
Натка вспомнила, что не ела с самого утра:
— Ага, есть хочу сильно…
— Так, пошли поешь, а потом уже добро понесешь к себе. Девочки еще нескоро придут, они допоздна бегают-прыгают.
Столовая была недалеко от склада. Мария Васильевна усадила Наташу за стол и крикнула:
— Оксана, новенькая у нас! Посмотри, поди не поставили на довольствие-то! Покорми уж девчонку-то, голодная. Целый день с ней занимались, чуть не пропустили ужин.
— Ой, Марь Васильевна, щас! Сиди, я сама вынесу, — сказала она Наташе.
— Оксанка деваха хорошая, добрая, всегда накормит.
Оксана, дородная с пышным бюстом молодая женщина, вышла с большим подносом, уставленным тарелками, стала споро выставлять их на стол, и взглянув на Наташу, всплеснула руками:
— Ой, да где ж они таких, находят-то… худенька, бледненка, зелененька! — по-украински напевно запричитала Оксана, — Ниче, ниче, откормим, – села рядом за стол, подперев румяную щеку, стала подвигать тарелки Натке, — ты ешь, ешь, девонька. Голодала поди, все ваши такие приходят, бедные девки! Вот судьбинушка-то, все сиротки, кушай, кушай, — она одновременно обращалась и Натке, и Марь Васильевне, — ну скажи на милость, за че девкам такие мученья, все, кто беспризорницы, кто с детдома, ну все как одна, сиротки! А ты? – она посмотрела вопросительно на Наташу, — Ты откуда?
— С Владивостока я, — сказала Наташа с полным ртом, — меня дядя привез.
— Какой дядя?
— Да, неродной, друг папы. А родители… погибли. Я и есть круглая сирота.
— Вот видишь, Марь Васильевна, — Оксана указала на Наташу, — и эта сирота, — все одна к одной. Да, ты не тушуйся, — это уже Наташе, — хорошо у нас, выправишься, через полгода и не узнаешь себя. Красивая будешь, ух, все парни заглядываться будут. Да и девки, хорошие, коли невредная, подружитесь. А, — Оксана опять махнула рукой, — а, ты невредная, по глазам вижу. На, компотику, а второго добавку будешь? Нет? Ну, ладно.
— Ну, наелась, пошли, — Мария Васильевна поднялась из-за стола, — спасибо Ксанка, накормила. Вкусно готовишь, не казенно. А у нас, Наташа с тобой еще работы полно. Пошли, пошли, — поторопила Натку.
Наташа носила вещи и вертела головой по сторонам. Что удивило Наташу, что хоть и называлась казарма – казармой, только скорее это все место было похоже на дом отдыха. Вокруг красивые аллеи, много цветов, а в общежитии, кровати – домашние, покрывала мягкие и пушистые, на каждой кровати – разные, много зеркал. Такие о каких всегда ей мечталось, от пола до потолка, цветы на окнах и красивые шторы.
Как и сказала Мария Васильевна, чтобы унести вещи пришлось сходить два раза. У Наташи не было никогда столько всего: платья, костюмы, юбки. А обувь! Даже глаза разбежались. Натка и не знала, что ей больше нравилось. И что самое удивительно, ей разрешили самой выбирать.
Еще выбрали косметики. Помада, тушь и тени… ну ни одна девочка не устоит против такого склада! Натка перетащила все в общежитие, разложила по полочкам, но переодеваться не стала, страшно было одеть такую красоту, не привычно.
Перебирала, любовалась. И вдруг поняла, что очень устала за день, от впечатлений, эмоций и переживаний. Не было сил даже волноваться перед приходом будущих соседок. Девочек все не было и Натка решила прилечь, на кровать, которая показалась ей незанятой и немного полежать до прихода девчонок.
***
— Ну, вставай, спящая красавица! Ты чего это на мою кровать улеглась? – Натку потрясли за плечо. Перед ней стояла и улыбалась худенькая девочка. Грязная, в короткой юбке и в разорванных, когда-то красных туфлях и с красными волосами. — Новенькая? Меня Мария Красная звать. Красная – это фамилия, — добавила она, что бы не было сомнений, что это не цвет ее удивительных волос. — Красная, значит — красивая! — Маша сказала это так, словно доказывала кому-то, да, она красивая, и не смейте сомневаться в этом.
Стройная, ладная, живая, с тонкой талией, длинными ногами и тонкими запястьями. Длинная, по-девичьи тонкая шея. Но самыми необычными у Маши были глаза. Большущие. Цвет все время менялся: от светлого, почти прозрачно-зеленого, до черного, глубокого.
На ее тонком сильно сужающемся к подбородку лице глаза казались огромными, завораживающими. Они жили своей жизнью, все эмоции выплескивались наружу. Пухлые, чувственные губы, нижняя чуть полнее. От этого лицо приобретало игривое выражение. Тонкий, чуть вздернутый, нос и брови вразлет. Все это делало Машино лицо дерзким и невероятно красивым. И конечно, ярко-красные волосы, Маша постоянно ими встряхивала, откидывала назад или накручивала на палец – и волосы, и Маша всегда находились в движении.
— А меня Натка, ой, Наташа, — она села, разминая затекшую от неудобного положения руку. — Мурашки, — сказала мамино слово и засмущалась.
— Натка Мурашки? – спросила Мария и звонко рассмеялась.
— Нет, Наталья Соловей, — церемонно представилась Наташа.
— Ну что привязалась, Машка, – к ним подошла еще девочка, — а я Света. Светка Кувалда, меня еще так называют. Но ты не бойся, я просто так не обижаю. А это, — Света положила руку на плечо стоящей рядом с ней блондинке, — это Лика. Вообще-то, она Анжелика, но мы зовем ее Лика. А ты, Машка, лучше бы помогла ей, видишь, устала, покажи свободную кровать!
— А мы не устали, — ворчливо заметила Маша, — кросс по полям-лесам на шпильках, то еще удовольствие, — и снова рассмеялась, — пошли, покажу кровать, где ты будешь спать, — пропела она.
Идти далеко не пришлось. Свободная кровать оказалась рядом с кроватью Маши. Натка расположилась, разложила все мелочи в тумбочку. И села, не зная, что делать дальше.
Все девчонки смеялись, делились впечатлениями о занятиях. Натка вертела головой и рассматривала девочек. Странно было, что такую тоненькую девочку, с большими и добрыми глазами называют Кувалдой. Странно. Натка рассматривала Свету и пыталась найти, хоть что-то, похожее на ее прозвище. Серые глаза, чуть курносый носик, длинные светлые волосы, сдержанная и уверенная. Ничего похожего.
— Ну, перед сном в душ сходим? – подошла Света. — Пойдем, я тебе все покажу. Ты не переживай, Машка у нас хорошая, только сумасшедшая немножко, — с нежностью в голосе сказала Света. – Ты не бойся, у нас почти все девочки хорошие, мы друг друга не обижаем. Лика, пошли с нами! – крикнула Света светленькой девочке, которая с интересом наблюдала за ними.
— Света, расскажи мне об училище, — Натка немного стеснялась.
— А ты, ничего, — в душ вбежала Маша, — красивая, ноги длинючие какие, — немного завистливо протянула она, — как у кузнечика, прямо! — и картинно тряхнула волосами, встала напротив, — драться любишь?
— Нет. Я не дралась никогда.
— Не дралась? – Маша пожала худенькими плечиками, — а как тебя сюда взяли-то?
— Наташа, думаю, спортом занималась, да? – Света опять решила выручить Натку.
— Да, я с десяти лет занимаюсь айкидо, меня папа отправил, — у Натки при воспоминании о папе опять встал комок в горле, — у меня папа военный. Был.
— Папа? У тебя, что родители есть? – Машка удивилась и глаза, и так большие, стали почти круглые, как у кошки.
— Теперь нет, погибли. Теперь я одна, – не сдержалась Наташа и заплакала, давно не плакала, запретила себе, а тут не удержалась.
— Ну, Наташа, Натка, не плачь, — Света, подошла и запросто обняла Натку, — не плачь. Ты не понимаешь, как тебе повезло, у тебя родители были! Ты их знала! Тебя любили! Да наши девочки за такое все готовы отдать! Наши-то все с улицы!
— С улицы? – Наташка всхлипнула и кулачком вытерла нос, по-детски, хлюпнув носом. – Как с улицы? Беспризорники, что ли?
— Да! Я с улицы! – Машка гордо хлопнула себя по груди, — Я Машка-беспризорница!
— Так у нас же нет беспризорников, нам в школе так говорили, — Натке стало так жалко Машку, что слезы покатились ручьем.
— Не, она не Спящая красавица, она рева, — жалостливо сказала Маша, — чего ревешь-то?
— Я как представила, что ты, как вы на улице живете!
Машка от такой неожиданности даже присвистнула:
— Ты, чего это, нас пожалела?
— Да… девочки… на улице… А, зимой? А кто вас кормил? А если обидит кто?
— Теперь меня никто не обидит, — как-то очень по-взрослому жестко сказала Маша.
— Ладно, девки, спать пора, завтра вставать рано, — Света хлопнула Натку по попе и рассмеялась, — звонко так у тебя получилось! Кузнечик!
Розовая, замотанная в полотенце после душа, Натка уже совсем успокоилась, девочки ей понравились. И спокойная рассудительная Света и молчаливая Лика, и немного сумасшедшая Машка. Именно Машка, а не Маша или Мария, как она чопорно представилась. Это никак не вязалось с ее энергичным и веселым характере.
— Маш, — почти весело, болтая ногами, решила уточнить Натка, — Маш, а почему завтра рано вставать? Завтра ж воскресенье? У вас, что и выходных нет?
— У нас, у нас! А чё у нас-то? Теперь и у вас, выходных нет. Точнее, в воскресенье, по уставу нам положено полдня отдыха, после обеда. Будем валяться! — Машка с предвкушением этакого блаженства потянулась, выгнулась, как кошка, покрасовалась, — полдня в кровати! смотреть телек и ничего, понимаешь, ничего не делать! Эх, ты еще не понимаешь, поймешь. Через месяц, наверное, не раньше! Все, спи давай. А то с непривычки, завтра мухой варенной будешь!
Натка повозилась, устроилась поудобнее и, перебирая все удивительные события этого длинного дня, заснула под ворчание Машки.
— Пожалела она нас, ишь чё, — голос Маши, сначала ворчливый, становился удивленно-нежным, — пожалела! Саму небось жалеть надо, а она, нас пожалела! Расплакалась, подумаешь, неженка какая!
Почему Натка оказалась в училище - читать ЗДЕСЬ
Анонсы сайта в мессенджере Telegram подпишитесь и не пропустите продолжение.
// Навигация по каналу // ссылка кликабельна. Тык-тык
Еще по теме здесь: Истории.
Источник: Взрослая в пятнадцать. Училище.