За время вашей телекарьеры вас несколько раз отстраняли от эфира по разным поводам. С поводами все ясно, a в чем глубинная причина этих отстранений? Вы во что-то не вписываетесь идеологически?
- Даже когда меня попросили что-то сформулировать для рекламной кампании Maurice Lacroix, я сказал, что всю жизнь слышу, будто для журналистики в России сейчас не лучшее время. Но если ничего не делать, лучшее время никогда не наступит. Никогда в этой профессии легко работать не получалось.
Это часть профессионального риска, нужно это с самого начала понимать. У всех свои трудности -у шахтеров, у железнодорожников. Существует формулировка, согласно которой журналистикой является только то, что кто-то не хотел бы видеть опубликованным.
- В начале 90-х тележурналистика была другой: в качестве музыкального сопровождения новостного сюжета мог попасть отрывок из «Весны священной» Стравинского. Сейчас такое ни на одном канале невозможно. Тележурналистика лишилась стиля. Хорошо это или плохо?
- Не знаю. Я никогда не занимался теорией журналистики и все могу объяснить только задним числом. Сам я никакого стиля не придумывал. Что выросло - то выросло. В общем, я ничего особенно и сыграть не могу, я могу поменьше сутулиться в кадре, почетче говорить, но это же не роль, а я не актер. То, что там какой-то стиль... Вопрос не в моем стиле (наверное, он есть), а в том, что все остальное принято делать никак, что мои попытки сделать как-то выглядят жуткими заботами о себе. Стиль- это человек. Ну вот и я - какой есть, такой и есть.
- Вас часто обвиняли в том, что вы культивировали постмодернистскую эстетику. «Старые песни о главном», «Намедни» и даже «Какие паши годы!-. Мы. в принципе, и так живем в постмодернистской стране. Но мне кажется, что широкие народные массы, тс самые, которым постмодернизм нравится больше в жизни, чем в искусстве, как раз не очень любят вас и ваши программы. Это не их язык, не их эстетика...
- Я задавался этим вопросом. Однако книга («Намедни». - SHARP for men) - лонгселлер, долго и много продается, сейчас вот выйдет пятый том, все довольны. Кому-то все это нравится, потому что он в этом жил. Кому-то, наоборот, нравится, потому что он в этом не жил. Кто-то узнает то, чего не знал, а кто-то вспомнит это. Очень по-разному бывает. Часто бывает, что на автограф-сессиях подходят ребята молодые, просят один экземпляр надписать себе, а один- Петру Васильевичу («Я отцу подарю, потому что он в те годы чего-то... А вот такой вот плащ в точности был у бабушки, и еще у нее на комоде стояла в точности такая фигня, как у вас на обложке...»). Я ведь, собственно, в большей степени этим занимаюсь не потому, что меня самого туда тянет, а потому, что вижу актуальность проблемы. Ведь мы живем в постсоветской стране, которая вышла из Советского Союза. Ренессанс советской античности. Потому что только это прошлое люди воспринимают.
- Вы озвучили мультсериал -38 обезьян». Зачем вам это было нужно?
- Я люблю озвучку - это часть работы, мне просто нравится. Было интересно, я много раз жалел, что мне ничего не предложили снова. Там было 26, что ли, ролей, я их все понемножку себе захапал. Правда, затратная работа. Поскольку в кадре тебя нет, мимики нет, жестов нет, все нужно вложить в голос - и вот стоишь, наяриваешь... Из штанов выпрыгиваешь, пытаясь донести эмоцию.
- Есть такое распространенное мнение, что, если человек сначала долго в эфире, а потом в какой-то момент наступает творческая пауза, это страшная травма. Невозможно привыкнуть. Не знаешь, к чему себя применить...
- Нет, у меня такого не было. Я всегда знал, к чему себя применить, и всегда был многостаночником. Все время писал: так писал, сяк писал. И потом я всегда работал и в актуальной, так сказать, журналистике, и в не очень актуальной, делал фильмы. Переключаться для меня не составляет проблемы.
- Что вам дала работа в Newsweek?
- Отличные три года: люди хорошие, интересная работа, много всего. Из очевидных навыков - работа с фотографиями, понимание того, как будет выглядеть картинка, как будет выглядеть разворот, как переход со страницы на страницу будет восприниматься.
- Вы считаете себя человеком артистичным?
- Все оценки должны даваться со стороны.
- Что вы делали в средней школе? Что вас увлекало?
- Это было так давно... Понятно, что меня увлекали история, литература, гуманитарные дисциплины. Учился я средне, чуть выше среднего, неблистательно. Мальчик из вологодского райцентра собирался поступать на журфак. Мне неловко было даже говорить, куда я поступаю, потому что черт-те что бы люди подумали.
- Вас любили одноклассники и одноклассницы?
- Боюсь, что я слыл задавакой. Когда начал проявляться характер, вот это качество поперло первым.
- Вы когда-нибудь думали, какое дело выбрали бы, если бы не занимались журналистикой и телевидением?
- Меня не посещали такие мысли. Тем более сейчас. Нет-нет, уже слишком поздно. Потом... мне было 13 лет (и есть диплом, опубликованный во втором томе «Намедней»), когда я на Всесоюзном юнкоровском слете в Артеке получил награду от газеты «Пионерская правда».
- То есть никаких метаний? Медицинский, потом политехнический?..
- Ну что вы, мне всегда именно что нравилось складывать слова, причем нравилась именно газета. Я не мечтал про телевидение никак, мне казалось, что телевидение - это так эфемерно, иное дело -газета, подшивка, там все есть. Да и на ТВ я оказался,
в сущности, случайно, потому что меня в общем-то изгоняли из газеты.
- А как это было?
- Было Постановление о недостатках, а потом Постановление о серьезных недостатках в газете «Вологодский комсомолец». И то, и другое постановление почти полностью были посвящены мне.
- А что вы сделали плохого?
- «Пропаганда панков, роков и дисков» - конец цитаты. Так считал секретариат обкома партии по идеологии.
- И на какое телевидение вы попали?
- На вологодское. Но и тут не обошлось без скандала. Артем Троицкий приехал ко мне в гости, и еще я выдал в эфир группу «Магнэтик Бэнд». И тут про меня написали даже в газете «Правда», какой я гад. И тогда я стал уже искать место учителя географии...
- Вам нравилась география?
- Нет, это было единственное место, на которое я мог претендовать. Не история, не литература.. Дисциплина гуманитарная, но беспартийная. Муссоны, пассаты...
- А какие у вас отношения с литературой сейчас?
- Дая себя я очень мало читаю. Если читаю, то нон-фикшн и, конечно, по работе. Документы люблю. Меня может занимать третий том переписки членов Политбюро под редакцией Фурсенко. Могу на ночь с большим увлечением смаковать какое-нибудь 116-е письмо Ворошилова Кагановичу. Просто из-за профессии, из-за попытки понимания времени через доступные нам его проявления. И возникает ощущение, что все нужные художественные книжки уже прочитал.
- Я не просто так спросил. Мне интересно, почему вы сделали фильм про Гоголя.
- Во-первых, было двухсотлетие. Иначе многосерийный фильм по час пятнадцать каждая серия для прайм-тайма Первого канала про Гоголя снять невозможно. Кроме того, я понял, что можно попасть в римскую квартиру, в которой с 1843 года русские не хозяйничали. Ну и главное, Гоголь же такой классик модерновый, которого можно делать с компьютерной графикой, со спецэффектами... Там очень много абсурда. Я все это делал под девизом «Кафка отдыхает». Для спецэффектов нам досталась команда, которая делала «Дозоры». От них она перешла к Гоголю и прекрасно сработала.
- На телевидение какой страны более всего похоже российское телевидение?
- Ни на что не похоже, по-моему. В зависимости от национального характера страны телевидение очень разное. Можно понять, включив ТВ, что такое средний француз, итальянец. Что такое средний русский - понять трудно. У нас нет никакого среднего класса и среднего телезрителя, на тип которого мы рассчитываем, делая то-то и то-то. Есть устойчивая группа телезрителей - так называемая «Жен. 55 + ». То есть женщины старше 55 лет, для которых делаются какие-то концертные сборные солянки или самые забубённые сериалы, которые люди на 20 лет моложе просто не могут вынести ни одной секунды. При этом мы - очень телевизионная страна, у нас гипертрофирована роль телевидения, которое является окном в мир, клубом, журналом мод, другом, стадионом, театром, церковью - всем на свете. И властью, конечно. Власть - она вся в телевизоре, а кто не в телевизоре - те не власть. Людям кажется, что раз телеперсонажи через склейку где-то там существуют, ну буквально там в часе эфира друг от друга, то внутри ящика они и живут, как в реалити-шоу.
- Возвращаясь к постмодернизму, последний вопрос: насколько наше нынешнее ТВ отличается от классического советского телевидения?
- По новостям - часто нисколько. И чем далее, тем более. А в остальном отличается. Оно яркое, там есть на что посмотреть... Но оно идет на поводу у публики прежде всего. Советское Центральное телевидение считало, что оно несет некую миссию. Оно было уверено, что надо показывать телеспектакли, поставленные Михаилом Козаковым. Или там телесериал Сергея Герасимова «Красное и черное». Или «Жизнь Клима Самгина», «Домби и сына». В каком-то смысле оно было безудержно идеалистическим телевидением.
БЕСЕДОВАЛ КАРЕН ГАЗАРЯН
Sharp №8 ноябрь 2011