Немолодая, но все еще красивая женщина в фартуке и белой косынке приставила руку ко лбу и посмотрела на небо, щурясь от солнца. Похоже, что и сегодня вертолет не прилетит. Женщина сплюнула и беззвучно зашевелила губами, кляня нерадивое руководство, скудный бюджет и бюрократию.
Тетя Катя считалась в геологической ставке важным человеком, куда важнее самого начальника полевой партии, и не потому, что была его женой. Катерина была поварихой и заведовала «камбузом», а питание, как известно, имеет значение наиважнейшее против остальных потребностей человека. Недрокопатели относились к ней с особым пиететом, а кто-то и откровенно побаивался, ибо характером стряпуха отличалась суровым и непреклонным. Могла и словом крепким приложить, и руку имела тяжелую, в чем один из шоферов однажды лично убедился, опрометчиво усомнившись в ее принципах и добродетели. Осознавая важность своего предназначения, тетя Катя к обязанностям своим относилась серьезно и даже фанатично.
— Теть Кать, а теперь хватит? — кивнул на почти полное ведро чищенной картошки отряженный в помощь студент-практикант. — Уже ведро начистил. Все на рыбалке давно, скоро самый клев начнется. Отпустите, — жалобно и уже не в первый раз заныл он.
— Чисти, давай, не филонь.
Послышалось знакомое тарахтенье и из-за леска вырулил мотоцикл. Женщина вытерла руки о передник и вышла из-под навеса, в котором располагалась полевая кухня. Из деревни возвращался Гриша, и возвращался не один. Женщина поджала губы.
В последнее время ставка стала проходным двором. Укреплению трудовой дисциплины это безобразие не способствовало, действовало губительно, а значит требовало пресечения. В лагерь постоянно наведывались археологи с Тилакского раскопа, забредали туристы, а деревенская шпана только и высматривала, чего бы спереть. Но хуже всех был низкорослый, с «закопченным» некрасивым лицом, Кучум — охотник из остяцкого поселения. Что ни день повадился шляться по лагерю. Пугал внезапным появлением, бесшумно подкрадываясь в своих меховых чунях к кухне, раздевал взглядом и похабно ухмылялся, щуря глазенки — в общем, откровенно вожделел. Катерина знаки внимания игнорировала, недружелюбно зыркала и пару раз даже окатила водой, но остяка такое отношение не смущало.
Повариха снова без особой надежды взглянула на небо. Время близилось к ужину, а кормить бригаду, ровным счетом, нечем. Нельзя же считать едой для двадцати уставших мужиков сухой паек и тушенку, которая за последнюю неделю и так уже всем стояла поперек горла. Впрочем, и ненавистных консервов осталось всего две банки. Треклятый вертолет снова «прокатит» с провизией и прилетит куда угодно, но только не к ним.
Катерина беззвучно зашевелила губами и, поочередно загнув пять пальцев, снова выругалась — «вертушка» опаздывала почти на неделю. Если так и дальше пойдет, добром это не кончится.
В первые дни голодные полевые рабочие относились к ситуации с пониманием и встречали консервно-овощной рацион веселым матом и прибаутками. К вечеру четвертого дня только матом. А сегодня дошло до того, что один из работяг, проковыривая ножом очередную дырку в брючном ремне, велел упитанному студентику не вводить во грех и держаться от него подальше.
— Теть Кать… — снова загундосил практикант.
— Да иди уже, чтоб глаза мои тебя не видели, — беззлобно рявкнула Катерина. — Скажи там, чтоб без рыбы даже не возвращались!
Черниловка ставке с провизией тоже не помогала. Для забоя скотины был не сезон, и ушлые деревенские ломили за свежее мясо неподъемную цену. Охотников же среди геологов не было.
Мотоцикл остановился, и Гриша помахал Катерине рукой. Повариха наблюдала, как он блистал манерами и балагурил с двумя привезенными девицами. Галантно помог выгрузиться из люльки веселенькой блондинке и повел гостей вглубь лагеря.
Поселок расположился неподалеку от Черниловских рудников на старой залежи в окружении тайги и состоял из палаток разного размера, да сколоченного из необструганных досок навеса, с трех сторон затянутого толстой целлофановой пленкой.
— В больших палатках идет обработка полевого материала и чинится техника, а в маленьких живут полевики, — объяснил гид.
— Вот она, настоящая романтика! — моментально очаровалась блондинка.
— Геологоразведка — хоть и интересная, но очень тяжелая работа, — попытался обрисовать реалии Гриня. — Жить в палатках в любую погоду, отбиваться от полчищ гнуса, таскать тяжеленые рюкзаки с образцами, наматывать по тайге или степи десятки километров в день пешком не каждому по вкусу. Про зимнюю разведку я вообще молчу — толку от нее мало, а условия очень суровые. С питанием тоже дело часто обстоит непросто.
— Зато как здорово сидеть звездными ночами у костра, пить горячий чай и петь песни под гитару.
Гриня улыбнулся, но промолчал. Вторая гостья тоже молчала, думала о своем и выглядела отстраненной.
— А это мой дом на время экспедиции, — сказал геолог и расстегнул вход в палатку. — Не сказать, чтобы уж очень комфортно, но пару месяцев потерпеть можно.
Гриня кивнул бородатому мужчине, который стоял у похожий на шатер палатки и увлеченно рядился с низкорослым темнолицым человеком с ружьем на плече.
— Это наш начальник партии, Михалыч, а с ним Кучум.
— Он охраняет лагерь? — спросила брюнетка. — Зачем ему ружье?
— Нет, он охотник. Кучум — потомок остяков, одного из коренных народов Сибири. Живут неподалеку отсюда в своей деревне. Говорят, по генотипу они родственны североамериканским индейцам. Если честно, никогда не видел его с добычей. По-моему, он ружье просто так носит, я даже не уверен, что оно заряжено.
Девушки с интересом рассматривали колоритного персонажа. Перед ними стоял низкорослый, неряшливо и не по сезону одетый мужичок. На тщедушном тельце болталась грязная куртка с чужого плеча, на ногах — короткие, отделанные мехом кожаные сапоги, похожие на мокасины. При взгляде на него создавалось впечатление, что создатель, не особенно беспокоясь о пропорциях, наскоро собрал опытный образец, перепутав местами руки с ногами, вдобавок прикрутив вытянутую голову вообще от другого туловища. И, судя по результату, делал это в темноте.
Высокий и неприятный с визгливыми нотками голос сильно контрастировал с басом бородача.
— Два, — сказал Михалыч.
— Один, — подкрепил сказанное Кучум, показав один палец.
— Два, — настаивал начальник.
— Один, — уперся охотник.
— Кучумчик, не чужие же люди! Давай два?
— Ладно, два, но сильно не просто так.
— Вот, это уже разговор, — обрадовался геолог. — Чего хочешь, вымогатель, соляру или брезент?
— Женщину хочу.
Михалыч вздернул брови.
— Зачем тебе женщина?
— Хозяйство вести, детей рожать. Без жены никак нельзя, однако.
С рыбалки вернулись мужики. Судя по угрюмым лицам, улов был невелик.
— Как клев, ребят? — спросил Гриня.
— Да ни черта! — прорычали работяги.
Михалыч проводил рыбаков тоскливым взглядом.
— Женщину? Какую женщину ты хочешь?
— Вон ту, большую, — показал пальцем в сторону кухни остяк и осклабился.
Геолог задумчиво поскреб пальцами под бородой. На одной чаше весов лежала звереющая с каждым днем бригада, на другой — хоть и отходчивая, но скорая на расправу супруга.
— Ну, брат, даже не знаю. Эх, уговорил, забирай! — решился он. — Но тогда, давай всех.
— Всех?! — взвизгнул Кучум.
— Так, я не понял, тебе нужна жена или нет?
Охотник вздохнул и снова посмотрел в сторону кухни. Внутренний голос тревожно нашептывал о подвохе и слишком высокой цене, но он не внял интуиции.
— Только сначала товар, а потом женщина. По рукам? — давил геолог.
— По рукам, — остяк кивнул и пододвинул ногой к Михалычу лежащий на земле мешок.
— Ох, и хитрый ты, Кучум! Своего не упустишь, — погрозил пальцем Михалыч.
Остяк глянул с превосходством и пошел к кухне. Начальник партии дождался, пока тот немного отойдет и свистнул Грине.
— Катерине отнеси, — показал он на куль.
— А сам что?
— Мне пока лучше ей на глаза не попадаться. Сейчас начнется, — поежился Михалыч. — Тут отсижусь, от греха, — пробасил он и полез в ближайшую палатку.
— А что там?
— Поросятину сторговал. Ты неси, неси. Мясо увидит и остынет... когда-нибудь.
— Рисковый ты мужик, Артемий Михалыч, — восхитился Гриня. — Пойдемте на кухню, — позвал он девушек.
Остяк по обыкновению бесшумно подошел к навесу и с минуту наблюдал за работой поварихи, облокотившись на необструганную лесину и скрестив на груди руки. В этот раз он не улыбался, только щурился и двигал из стороны в сторону челюстью.
— Женщина, ты теперь моя. Пошли домой, — заявил он, насмотревшись на свое приобретение.
Повариха требование проигнорировала и отвернулась к овощам, решив, что показалось. Кучум о Катерининых принципах осведомлен не был, поэтому подошел, молча схватил за руку и потянул к выходу. Опешив от такой вольности, повариха часто заморгала, и с любопытством уставилась на приставучего остяка. Ан нет, не показалось.
— Что ты сказал? — на всякий случай переспросила она.
— Пошли домой, а то побью. Ты моя жена. Я тебя купил.
— У кого? — поползли наверх тети Катины брови.
— У самого главного, Михалыча.
Подошедший Гриня потряс в доказательство мешком и кивнул.
Женщина легко выдернула руку и шлепнула охотника ладошкой по затылку, сбив набекрень засаленную беличью шапку.
— А ну, марш с моей кухни. Пошел вон, — спокойно приказала она.
— Жена, иди домой! — разозлился Кучум и топнул ножкой.
Статная Катя посмотрела на едва доходящего ей до плеча остяка, как на козявку. Рука сама потянулась к половнику. Через секунду он уже бегал вокруг разделочного стола, периодически получая поварешкой и мечтая оказаться в каком-нибудь другом месте, и все равно в каком. Но тетя Катя отпускать наглеца не собиралась. Блокируя выход, поджидала, пока тот сделает круг, и снова поддавала.
— Посуду надо мыть, стирать, свиней кормить! Ты плохая жена, непослушная. Буду тебя много бить! — фальцетом кричал Кучум.
В конце концов ему удалось вырваться, и он без оглядки понесся по лагерю, жалея, что связался с русскими.
— Михалы-ы-ыч! — голосил он.
Из палатки вылез начальник партии.
— Тихо ты! Чего орешь?
— Так не честно! Жена не идет! — ругался остяк. — Отдавай моих свиней обратно.
— Сделка есть сделка. Ты продал — я купил, так?
— Да!
— Так иди и забирай свою женщину, а я свинину есть буду.
— Она дерется! — наябедничал Кучум.
— А я тут при чем? Твоя жена, сам с ней и разбирайся. Разве это моя вина, что ты ее увести не можешь? Я свою часть договора выполнил.
— Такая жена мне не нужна. Злая. Бьет!
— Ну, не нужна, так не нужна, — вздохнул геолог. — Сам решай.
— Но большая и красивая, — снова заулыбался и сощурился охотник.
Поняв, что расторгнуть сделку не удастся, вздохнул, махнул рукой и ушел в лес.
По поселку медленно шла Катерина, сжимая в руке все ту же поварешку. Завидев ее, Михалыч юркнул обратно в палатку и «задраился» изнутри.
— Тёмочка, ты где? Выходи, — ласково звала она. — Где же прячется мой начальник, мой добытчик? Выходи скорее, ребята хотят «спасибо» сказать, и от меня награду получишь.
Артемий Михайлович тихо сидел в темноте, не обманываясь ни сладким голосом, ни увещеваниями.
— Жалко только, ужина не будет, — сказала тетя Катя, пытаясь понять, в какой из палаток скрывается муж.
— Как это не будет, а мясо где? — доверчиво высунул он голову.
— Этот черт скакал по кухне сайгаком и перевернул ведро с водой на генератор! — в миг переменилась жена. — Вылезай и иди к бригаде, пусть тебя живьем сожрут! — метала молнии повариха.
— Катюнь, генератор-то мы вмиг наладим, еще и стемнеть не успеет. Гришка у нас вон какой рукастый, и запчастей полно! Видела, сколько мяса? — заискивал предприниматель.
— Ладно, выходи, — остыла жена. — На костре приготовлю. Голодный, поди? — потеплел ее взгляд.
Наступил вечер. По полю потянулся дым от костра, разнося по округе запах, лучше которого на свете и быть не может для голодного геолога. Зазвенела гитара.
— В пещере мамонта нашли бутылку водки и шкуру мамонта… — приятным голосом запел бригадир. — Ну, что, ребята, мало?
— Мало! — грянули остальные.
Из палаточного городка слышались радостные возгласы и крепкие шуточки — геологи садились ужинать.